Вчерашние заботы - стр. 26
Но она не убралась, ибо через минуту опять запричитала:
– Самалет ляти! Впяряди прямо! Ах, лиханька! Ах, тошенька!
Действительно, впереди вынырнул из туч самолет с кузнецом нашего счастья Виктором Семеновичем Вакулой. И только тогда, оглядевшись, я понял, что тети Ани нет, а есть этотподлец-имитатор, который стоял на руле с совершенно бесстрастной физиономией и наглухо закрытым ртом.
Второй помощник Дмитрий Александрович Строганов
Младше меня лет на пять. По диплому – капитан дальнего плавания, работал старшимпомощником на крупных судах, включая пассажиров. Где-то у него удрал – дезертировал с судна – боцман. И Саныча «смайнали», как говорится на морском языке о тех, кого понизили в должности.
Работать в паре с таким моряком спокойно и приятно: за битого двух небитых дают! Он с сильной сединой, высокий и красивый. Мне кажется, что мы встречались. И это «кажется» мучает, как застрявшее в зубах волокно говяжьей жилы, когда нет ни зубочистки, ни спички…
– Трудно после старпома опять грузовым помощником работать? – спросил я его. Дело не о психологии шло, а о самой работе.
– Нет, – сказал он. – У меня хорошая память. Не мозг в голове, а запоминающее устройство. Хотите, скажу цены в Дакаре на семидесятый год? Пятьдесят американских долларов – шестнадцать тысяч местных франков. Это заработок крестьянина за год. Бутылка импортного датского пива – полтора американских доллара. Сто грамм арахиса – двадцать франков.
– Почему именно эти цифры назвали?
– Не могу видеть голодных. Скажите, как может прожить крестьянин на пятьдесят долларов в год? Знаете, тот, кто в Сенегале имеет барана, по-нашему имеет как бы «Москвича» последней модели…
Старший помощник Арнольд Тимофеевич Федоров, он же Спиро Хетович, он же Степан Разин
Из шести вахтенных часов два я провожу с ним.
Ловлю себя на том, что боюсь писать внешность Арнольда Тимофеевича. Рука не поднимается. Боюсь, не смогу быть отстраненным при описании, объективным.
Есть мужчины, у которых плечевой пояс, сама спина, поясница и зад представляют одну плоскость, а от этой идеальной вертикальной плоскости отходит под определенным углом к горизонту длинная шея, а на шее висит голова с редкими волосами сивого цвета. У подобных мужчин нижняя половина тела напоминает четырехугольную арку Колизея, ибо ноги втыкаются в тулово на значительном – сантиметров в пять – расстоянии одна от другой. Сократить это расстояние никакой фасон и покрой брюк и никакой портной не в состоянии. Колизеевскую арку имеет и Тимофеич.
При обострении ледовой обстановки моментально уюркивает с мостика в штурманскую рубку.
Когда ситуация разряжается, возвращается и деловым тоном докладывает: «Прошли шесть миль!» (Это он рассчитывал среднюю скорость.) Или: «Нанес по “Извещениям мореплавателям” новую глубину в проливе Матиссена у островков Скалистых. Четыре метра глубинка, а ее только обнаружили! Вот и работай тут!»
Я: «На кой ляд вы носитесь с глубинами возле островков Скалистых, если мы там и близко не будем? Не знаете, что корректура карт – дело третьего помощника? Еще раз убедительно прошу не покидать мостик и следить за льдом с правого крыла».
Отскакивает от него. Страх? Но страх чего? Ответственности? Или глубинный, всепричинный, поедающий душу, возрастной?