Вавилон и Башня - стр. 68
Это был его знаменитый напиток, спирт наполовину с крепким чаем. Дед Матвей всегда так заваривал. А в хорошие времена еще насыпал пригоршню сахара. «Хорошие времена», – понял я после первого глотка. И еще понял, что все это не калейдоскоп… точнее, не мираж, а здесь и правда дед Матвей. Но откуда? Почему? Как?
Язык и нёбо сильно обожгло. Я стал ловить воздух, слабо пытался отвернуться от его огромной ладони, в которой пол-литровая кружка выглядела чуть ли не маленькой кружечкой.
– Куды! Пей лекарство-то! Ет-мо не блажи ради, а лечения для! А ну, какой столбняк подхватил?
– Полно вам, дед Матвей! – веселым и одновременно неприятным голосом сказал кто-то незнакомый, но стоящий очень близко.
Меня поразил этот голос. Звонкий, легкий, уверенный и… почему-то кажущийся очень враждебным. Давно я таких не слышал. Да и вообще, слышал ли когда?
Наконец кружка опустела, едкая сладкая жидкость залилась за шиворот, потекла по подбородку, кусая мелкие язвы на щеках, образовавшиеся от какой-то неведомой болезни, сильно щипала глубокие комариные укусы. Дед Матвей освободил мою голову от своей огромной теплой ладони и протянул большой кусок черного хлеба, натертого солью, с охапкой дикого чеснока.
– Вот, чтобы все съел! – строго сказал он.
Но меня и уговаривать не надо! Я хлеба уже как полгода не видел, не видел соли, не видел почти ничего, кроме прошлогодних лесных ягод и безвкусных, похожих на резину с привкусом болота, кусков вяленой рыбы да мелких птичек, которые после ощипа были размером со спичечный коробок. Только сегодня нам с Сато улыбнулась удача, когда мы подстрелили оленя. Господи, о чем же я думаю!
– Сато! Где же Сато?
– Тихо, тихо. Убег, убег твой охринавец. Еще как только подходить начали. Смотрю! Кто-то петляет из стороны в сторону. Ну, думаю, знакомая походка. Да не додумал вовремя. Видишь, тебя чуть не подстрелил, бедового. Не признал издалека, Кинстинтин, на пятом десятке-то ужо глазенки не те… да и ты малость изменился за это время.
Я толком не мог говорить. Весь рот наполняла едкая масса из спирта, ржаного грубого хлеба и стеблей чеснока, свежих, острых, едких.
– Сато, Сато? – прохрипел я и попытался подняться.
– Убег, убег паршивец! Убег, здоровый-невредимый. Да ты не бзди, дорогой Кинстинтин, к Северному морю подался. Ихние тама, посему дорогу домой, чай, найдет, еще открытку тебе из своих джунглей пришлет.
– Нет в Японии джунглей, дед Матвей. Что вы молодого человека в заблуждение вводите! – опять услышал я этот легкий уверенный голос, как будто не из нашего мира. – Борис. Рад знакомству, товарищ! – проговорил незнакомец и потряс мне руку.
Сквозь заплывшие веки я попытался разглядеть того, кто назвался Борисом. Может, он новый командир роты? Или еще хуже, замполит? Тогда недолго мне осталось…
Говорит как образованный, но на офицера не похож. Значит, значит…
Нет, на Борисе была не военная, а штатская форма. Значит, не командир роты. Да и вообще не военный. Остается замполит.
– Тоже голова! – дед Матвей усмехнулся и принялся скручивать свое привычное курево. – Прошу любить и жаловать. Борис, наш инженер, геологоразведчик. Или просто разведчик! Начальник экспедиции, между прочим! – дед Матвей поднял руку, зажав готовую самокрутку между большим и указательным пальцем.