Василий Макарович - стр. 4
Сколько несоединимого, казалось бы, в одном человеке! Вспоминают, что он изысканно одевался, носил всегда свежие изящные перчатки и использовал духи. Галстуки менял каждый день, а то и два-три раза в день, из нагрудного карманчика его пиджака кокетливо высовывался кончик шёлкового платка. При всём том, кстати, и выпить крепко любил. Настоящий сибиряк, что тут скажешь.
Но главным трудом Ядринцева стала именно «Сибирь как колония», вызвавшая резкое неудовольствие тогдашнего начальства. Царское правительство публициста-вольнодумца преследовало, да и при советской власти его не печатали, хотя и называли улицы его именем. Сегодня идеи Ядринцева и других «сибирских областников» поднимают на щит те, кто считает, что Сибирь серьёзно отличается от России, а сибиряк – от жителя среднерусских равнин, и это должно быть как-то учтено в общегосударственной политике (чего не было никогда – и вряд ли будет, увы).
Е.П.: Жаль, если не будет. Впрочем, все государства терпеть не могут своих сепаратистов.
Уже для Ядринцева было несомненно, что первоначально русское население Сибири формировалось и пополнялось двумя категориями людей: теми, кто был настолько социально активен, что не мог сидеть на своём клочке земли, «под барином», и рвался к чему-то большему, и теми, кому «сибирский транзит» был любезно предоставлен государством – опять же, за их чрезмерную активность.
Третьим составляющим элементом народа Сибири, как вы видите на опыте моей родословной, стали местные жители. В большинстве своём они охотно ассимилировались с пришельцами – культурно, религиозно и лично. Оттого у сибиряков сплошь и рядом просвечивает в лицах нечто иноземное, а обладатель ФИО «Иван Иванович Иванов» частенько оказывается, например, стопроцентным якутом.
Это стихотворение сибирского поэта по фамилии, что характерно, Баульдауф тоже приведено Ядринцевым.
М.Г.: А вот цитата из его «Сибири как колонии» – ну прямо как сегодня написано:
В настоящее время много говорят о вывозе сибирских богатств, о сбыте их вне её пределов путём улучшения путей сообщения, но не мешает подумать и о том, к чему послужит этот вывоз при нерациональных и хищнических способах эксплуатации – к чему, как не к окончательному расхищению, истреблению и истощению последних запасов и произведений природы. Истощение это замечается на каждом шагу: это видно в выгорании лесов, в истреблении зверя, в вывозе сырья и в истощении почвы.
Тут всё китайцев обвиняют, что они сибирский лес рубят и вывозят, а если верить Ядринцеву, для грабежа Сибири никаких китайцев не надо, столичные деятели справляются запросто.
Так во все времена и было. Поэтому желающих поговорить о большей самостоятельности Сибири всегда хватало. Между прочим, идеи Ядринцева и Потанина не пропали даром: их последователи активно трудились на ниве культуры и просвещения всё начало XX века, один из идейных «областников» даже возглавил независимое сибирское правительство после революции. Но был быстренько свергнут Колчаком, установившим диктатуру. А мечта о независимой Сибири, казалось, была так близка к осуществлению!