Василиса Опасная. Воздушный наряд пери - стр. 55
Я хотела только отодвинуть вазочку, но едва коснулась её кончиками пальцев, как вазочку швырнуло через всю комнату к противоположной стене. Стекло разлетелось вдребезги, а карамельки разноцветными горошинами заскакали по полу.
- Простите… - пробормотала я, застыв с вытянутой рукой.
- Спокойнее, Василиса, - Ягушевская не переменилась в лице, и голос не дрогнул, но она точно так же, как я, застыла в кресле, и смотрела на меня настороженно. Правда, в следующую секунду она опустила ресницы и взглянула на меня уже по-прежнему – с жалостью и сочувствием.
- Сейчас всё уберу! - воскликнула я, вскакивая.
- Нет! – крикнула Барбара Збыславовна, и я опять испуганно замерла, но она сама смутилась, а потом засмеялась и сказала: - Лучше посидите спокойно, Краснова. Я уже сама за вас боюсь.
Я медленно опустилась в кресло, сложив руки на коленях, а Ягушевская принялась собирать конфеты, осторожно ступая по осколкам.
- Подумайте о чем-нибудь приятном, - говорила она тихим, воркующим голосом. – Представьте яблоневый сад… Ведь это – первая иллюзия, которую вы создали? Вам нравятся яблони?..
- Яблони… не знаю… - прошептала я, послушно представляя цветущие яблони, утро, весну…
Запахло сладко и нежно, и Ягушевская похвалила меня:
- Вот, совсем другое дело. Представьте синее небо… белые цветы… ветерок играет лепестками…
Её голос убаюкивал, и я незаметно задремала, в своём сне гуляя между цветущих яблонь, путаясь босыми ногами в траве. Я вышла к озеру – но не к лунному, которое создавала иллюзией для первокурсников, а к озеру при свете солнца. Оно было прозрачным – видны были даже камешки на дне, а в середине плавали два белых лебедя. Они грациозно изгибали шеи, словно перешептываясь, и было столько нежности в этих птичьих заигрываниях…
Я позавидовала им. Мне тоже хотелось бы пошептаться кое с кем вот с такой же нежностью.
Шорох в кустах заставил меня отвлечься от прекрасных птиц. Я посмотрела в сторону и увидела черного лебедя – он высунул из зарослей ивы голову с раскрытым клювом и будто беззвучно смеялся надо мной.
Пока я думала – не швырнуть ли камнем в черную птицу, видение озера и яблоневого сада поблекло, качнулось и исчезло. Я сидела в кресле, в кабинете Ягушевской, а надо мной склонился Кош Невмертич.
- …усыпила её, - услышала я тихий голос Ягушевской. – Она была очень взволнована, я бы посоветовала…
- Она проснулась, - сказал ректор громко, и Ягушевская сразу замолчала. – Итак, вы открыли глазки, пташка. Как себя чувствуете?
- Неплохо, - я села, приглаживая волосы, а Кош Невмертич отошел к стене, разглядывая осколки бывшей вазочки.
Он взмахнул рукой, и осколки сами собой смелись в угол кабинета сверкающим облачком.
- Это она сделала? – спросил ректор у Ягушевской.
- Нечаянно! – тут же полезла я оправдываться.
Барбара Збыславовна только пожала плечами, а ректор хмыкнул.
- Вы проверили Вольпину? – я встала, разминая затекшую шею. Мышцы онемели, словно я проспала несколько часов.
- Проверил, - ответил Кош Невмерич. Он поднял с пола незамеченную Ягушевской конфету, снял блестящий фантик и отправил конфету в рот. – На ней всё чисто. Если это не вы, Краснова, навели порчу на Колокольчикову, то точно и не Вольпина.
- Не может быть! – я забыла про шею. – Больше к нам с Машкой никто не подходил! И она меня по плечу похлопала. Точно так же, как Царёв в прошлом году, когда хотел на меня муравьев наслать, а получилось…