Василиса Опасная. Воздушный наряд пери - стр. 21

Вместе с ней к нашему столу подплыл аромат роз – сильный, сладкий,  дурманящий. Я подумала, что и духи её мне не нравятся. Какие-то они… слишком! Всё в этой красотуле было слишком! И это реально бесило!

- Привет! – улыбнулась мне Вольпина, словно не замечая Анчуткина. – Я – Карина. А ты – Василиса?

Голос у нее тоже был – слишком. Слишком мягкий, слишком нежный, сладкий, как ее духи. Я не торопилась отвечать, разглядывая красотулю Карину в упор.

Мое молчание ее не смутило, и она продолжала – дружелюбно, как будто мы были давними подружками:

- Ты ведь Жар-птица? И ты всех дурачила, что у тебя семь процентов? – она засмеялась – серебристо, как французская актриса, и парни в столовой тут же уставились на нее.

Анчуткин тоже засмеялся, будто услышал что-то очень смешное. Но мне стало противно.

- Никого я не дурачила, - произнесла я с отвращением.

- Но… ты же всех обманула, - Вольпина растерянно захлопала ресницами.

Ресницы были пушистые, идеально загнутые, длиной чуть ли не до бровей. Слишком длинные ресницы.

- Тебе чего надо? – спросила я резко, страстно желая, чтобы она поскорее убралась к подружкам.

Анчуткин посмотрел на меня с укором, а Вольпина удивленно округлила пунцовые губки, но тут же снова заулыбалась.

- Мы с конфетками сегодня устраиваем пижамную вечеринку, - промурлыкала она. – Придешь?

Пижамная вечеринка? С конфетками?.. Какие-такие конфетки?

- С кем? – переспросила я, недоуменно.

- С «конфетками»! – Вольпина махнула рукой в сторону своих подружек. – Это мы себя так называем. Мы ведь вкусные и сладкие, как конфетки!

- Ага! – радостно подхватил Анчуткин и даже поправил очки, таращась на Вольпину.

- Собираемся у меня, будем есть пирожные и тортики, мелодрамку какую-нибудь посмотрим, - она склонила голову к плечу, дожидаясь моего ответа. – Приходи?

- Спасибо, но нет настроения, - ответила я не особенно вежливо. – И пижамки у меня нет.

- Я тебе подарю, - с готовностью предложила Вольпина. – У меня есть как раз твоего размера – бабушка подарила, но мне великовата. Я ни разу не надевала…

Это намек, что я толще её?!.

«Подари себе мозги!» - чуть не ответила я грубостью, и сама удивилась. Обычно я не испытывала такого раздражения к малознакомым людям. Недовольство было, но - почти ненависть?..

- Не надо ничего дарить, - ответила я, сдерживаясь уже из последних сил. – И вообще – ты видишь, что я с другом разговариваю? У нас важный разговор. Не для первачков.

- О, прости! – ахнула Вольпина и впервые пригляделась к Анчуткину, который чуть в обморок не хлопнулся от счастья, что его заметили. – Это твой парень? А говорили, что у тебя любовь с ректором…

Анчуткин поперхнулся и закашлялся в кулак. Красотуля заботливо похлопала его по спине, а я еле сдержалась, чтобы не дать сплетнице пинка прямо здесь. Даже если Вольпина была полной дурой и болтала, что на ум взбредет, ее это ничуть не извиняло. У глупости тоже должен быть предел.

- Вали отсюда, - сказала я сквозь зубы. – Или всеку.

- Ой, а почему ты злишься? – она вскинула брови и зашептала: – А, ректор тебя бросил?! Так ты ему поэтому глаз подбила?! Прости, пожалуйста, я не знала, - и она поглядела на меня жалостливо, как на больную.

Глаза у неё были яркие, словно нарисованные синей эмалью, а черные пятнышки зрачков казались брызгами черной краски – никакого намека на прозрачность. Как пуговицы. Это противно, когда глаза – как пуговицы.