Ваш ход, миссис Норидж - стр. 3
– Постойте-ка… – Гувернантка нахмурилась. – Так посуда была переставлена?
– В том-то и дело! Когда я встал на табурет, увидел, что блюдца сдвинуты, а пара чашек перевернута. Супруга моя покойная всегда так делала, когда протирала там пыль, – она ни кухарку, ни служанку до этого ответственного дела не допускала, говорила, что они все перебьют.
Мистер Гринвич испустил долгий прерывистый вздох.
– Я, конечно, все равно грешил на Бернис. Посудите сами, миссис Норидж, ведь дома, кроме нее, никого и не было. Но что-то меня грызло… Ведь, ей-богу, ей незачем было брать чашку. А уж пыль протирать – и подавно! Она своей-то работой тяготится, зачем же ей взваливать на себя чужую?
– А служанка? – спросила миссис Норидж. – Мэри могла прийти в ваше отсутствие?
– Мочь-то она могла, да только от Мэри не дождешься, чтобы она столы лишний раз протерла, уж о зеркалах и не говорю. До буфета она никогда в жизни не добиралась. Нерадивая девица. Но ведь и на этом дело не закончилось! Потому-то я и обратился к вам… – Барри замялся. – Сказать по правде, не знаю, чем вы сможете мне помочь, но Эффи велела все выложить вам как на духу.
– Так что же еще случилось?
Мистер Гринвич снова вздохнул так тяжело, словно последняя часть рассказа потребовала от него концентрации всех жизненных сил, и промокнул черным платком взмокший лоб.
– Джудит цветов никогда не любила, – сказал он. – Считала, баловство это все и глупость. От них, говорила, у нее голова раскалывается. А пару лет назад вдруг начала возвращаться домой с букетами. Высокие такие цветы собирала, вроде колокольчиков… Внизу, у реки.
Миссис Норидж понимающе кивнула. Пойма широкой и быстрой реки Марот, протекавшей под Эксберри, в июне приобретала нежный розово-лиловый оттенок, становясь издалека похожей на вечернее облако, опустившееся с небес отдохнуть и набраться сил у воды. То цвела наперстянка.
– Я поначалу молча удивлялся, потом спросил: что это ты? А Джудит мне отвечает: они мух отпугивают. Кто-то ей сказал, она и поверила. Раз в неделю сама ходила за цветами, и воду им меняла, и разговаривала с ними. Пока от них была только красота, ей в том проку не было, а раз полезные – это, значит, совсем другое дело.
Хоть мистер Гринвич выразил свою мысль не совсем стройно, гувернантка поняла, что он хочет сказать. «Что ж, весьма практичный подход».
– Третьего дня я возвратился домой уже в сумерках. Я помощник мистера Галлоуби в банке «Галлоуби и сыновья», дел было много и пришлось задержаться… Цветы я увидел через стекло, когда подходил к дому, и сперва решил, что это розы. Подумал, Эффи принесла. А вошел в гостиную – и глазам своим не поверил! Букет красовался на том месте, где Джудит всегда его ставила.
– Бернис и Мэри отрицают, что это дело их рук?
– В том-то и дело! Они в тот день и вовсе к нам не приходили. У Бернис был выходной, а Мэри зубами маялась и ездила к доктору. Миссис Норидж, если бы вы разобрались, я был бы вам очень признателен. Мне все это не дает покоя. Не знаю, что и думать.
– А что вы сделали с цветами? – спросила миссис Норидж.
Мистер Гринвич явственно смутился.
– Да ничего… Попросил Мэри, чтобы меняла им воду… Они пахнут… да и взгляду, так сказать, приятно…
Миссис Норидж постаралась скрыть улыбку. Вдовец не знал, как угодить покойной супруге, но очень старался.