«Варяг» не сдается - стр. 21
– Да плевать я хотела на твой статус. – Катя развернулась и пошла к лестнице, ведущей на первый этаж.
Слизнев со злостью захлопнул дверь и повернул ключ.
– Я, конечно, вам не советчик, господин Слизнев, но в нашем деле желательно урегулировать ваши семейные взаимоотношения. Она вам не враг, она всего лишь заблудилась.
– Не враг! Да благодаря ее распущенности обо мне теперь судачит весь Петербург.
Курино понял, что надо срочно менять тему или он сегодня так и не поговорит о делах, которые привели его в дом на Васильевском острове. А вместо этого придется весь вечер выслушивать слезливую историю о том, как один ловелас наставил мужу рога, да еще и разбил лицо.
Он поднялся и подошел к буфету, внутри которого тускло поблескивала батарея коллекционного коньяка. Курино потянул дверцу на себя.
– Шикарная коллекция.
– Моя гордость. – Слизнев подошел и стал рядом.
Недаром лейтенант Курино был лучшим в Ногасакской разведшколе, особенно он блистал в психологии, просчитывая и выводя поведение оппонента со стопроцентной гарантией. Стоять возле буфета, наполненного коньяком, и не выпить, да еще в состоянии легкого аффекта, взвинтившего нервную систему, мог только святой. Слизнев им не был. И, по мнению японца, как только молчание затянется, прозвучит предложение выпить.
– Вам налить?
Курино даже опешил: предложение пришло гораздо быстрей, чем он думал.
– Не откажусь. К тому же, я нахожу три причины, по которым это надо сделать немедленно.
– Очень любопытно. – Арсений Павлович покопался в бутылках и вытащил пузатого уродца, на этикетке которого красовался герб Гаскони. – И какие же это причины, позвольте узнать?
– Первая причина – это то, что мерзавец, оскорбивший вас, наказан и за это надо выпить. Вторая причина – это благотворное влияние сего напитка на нервную систему человека и способность выводить его из состояния стресса. И третья причина – в моем лице Япония протягивает вам руку дружбы.
– Наверное, вы правы. – Слизнев улыбнулся и посмотрел на атташе. – Вы не против, если я попрошу вас налить коньяк, а сам порежу лимон?
– С удовольствием. – Курино кивнул и сосредоточился на процессе наполнения фужеров. Налил, удостоверился, что в бокалах одинаковое количество миллилитров, и протянул фужер Слизневу.
– Чтобы невзгоды больше не коснулись вас, мой дорогой Арсений Павлович… И все, что вы желаете и о чем мечтаете, посетило бы вас именно в этой жизни, а не в следующей.
Его лицо, как и блики свечей, расставленных по всей комнате, отражалось в темных стеклах буфета. Тонкие, чуть желтоватые пальцы согревали коньяк, покачивая его в фужере из богемского стекла, на стенках которого отражался удивительной красоты перстень с гравировкой родового герба клана Курино.
Речь была напыщенной, но она тронула Слизнева.
– Вы единственный человек, который поддержал меня в столь трудное время и пожелал выпить со мной за то, чтобы негодяй, оскорбивший меня, был наказан. Все остальные хотели лицезреть мое унижение, требуя от меня невозможного: чтобы я забрал заявление из полицейского участка. Только вы, мой друг, настояли на том, чтобы я шел до конца. И я победил, растерев его в порошок. Спасибо вам. Я понимаю вашу озабоченность и причину, по которой вы сегодня навестили меня, и, думаю, смогу вам помочь.