Варькино поле. историческая повесть - стр. 6
– Нет-нет! Что ты! – постаралась успокоить маму дочь. – У него всё хорошо. Просто красные предъявили гарнизону ультиматум: сегодня к вечеру сложить оружие и подчиниться новой власти. В противном случае возьмут его штурмом. Вокруг уже стоят воинские части красноармейцев, я видела даже несколько пушек. Местные жители в отчаянии, не знают что делать, на чью сторону встать. И там, и там – русские люди, христиане.
– Да-а-а, – барыня тяжело вздохнула. – По всем данным, нашему покою тоже приходит конец, – обречёно взмахнула рукой, прошла в дом, крикнула прислуге:
– Подготовьте барышне умыться с дороги!
Имение Авериных стоит на отшибе. Сама деревня Дубовка вытянулась вдоль небольшой, мелкой и узкой речушки Пескарихи, огородами почти примыкая к её берегу. Барское подворье вместе с пристройками, помещением для прислуги находилось у искусственного пруда с широкой земляной дамбой, что отгородила пруд от речки, почти полностью окружив водоём. Молодые дубки вновь заложенного парка только-только входили в силу, сиротливо ютились на южной стороне пруда рядом с кузницей. Сама дубовая роща начиналась на той окраине деревне, постепенно смешиваясь сначала с берёзами, а потом уж за выпасами терялась в сосновом бору.
События, происходящие за пределами Дубовки, будто и не касались ни самой деревни, ни бар Авериных: всё было тихо, рутинно, как и было до этого вот уже не один десяток лет. Разве что в четырнадцатом году призвали на фронт дюжину мужчин. И то к началу этого года последние из них уже вернулись обратно, пришли с войны. Двое – раненые, трое – травленые газами. Ещё двое лежат где-то в Смоленске в госпитале. Барыня отправляла по весне старосту Дубовки к раненым землякам в лечебное заведение проведать и одарить подарками. Доложил, что идут на поправку, слава Богу. А на троих пришли похоронки. Иван Кузьмин и Сашка Попов появились в деревне первыми, живыми и здоровыми осенью прошлого года, ближе к зиме. Пришли с оружием.
Евгения Станиславовна интересуется событиями, знает, что в соседних волостях, в деревнях уже установили советскую власть, организованы её выборные органы.
Страшна та поступь новых хозяев.
Повешен своими крестьянами в родовом поместье друг семьи и хороший товарищ помещик Кондратьев Владимир Иванович. Скориковы и Даниловы куда-то исчезли, не попрощавшись. Их имения подверглись разграблению и сгорели ещё в конце семнадцатого года, как только докатились новости из Санкт-Петербурга. Увезли в неизвестном направлении настоятеля храма в селе Барсуково, что за рекой Пескарихой, отца Питирима сразу после февральского решения новых властей об отделении церкви от государства. Семья священника перебралась к дальним родственникам в соседнюю деревню Конюхово, затаилась там. Церковь закрыли, успев перед этим надругаться над крестом на маковке, и сбросив колокол с колоколенки. Поговаривают, что в ней сейчас квартирует какая-то воинская часть красных: по-видимому, мир вывернулся наизнанку.
А вот Авериных Бог миловал. Здесь не только не создалась ячейка новой власти, но даже разговоров на эту тему не велось. По крайней мере, барыня не слышала об этом.
Несколько раз из уезда приезжали люди в кожаных одеждах, при оружии, с мандатами на руках. Говорили, что они представители новой советской власти, трясли перед глазами сельчан бумажками сомнительного происхождения, но с печатями для пущей важности и достоверности. Собирали местных жителей, агитировали. Однако крестьяне Дубовки в один голос заявили, что их вполне устраивает та жизнь, которую они ведут, которой жили их предки. Потрясений они не хотят. От добра искать добра не собираются.