Варька-бандеровка - стр. 18
– Моих тоже. Можно вот так – теплом рук.
Я обхватил фужер ладонью, и, легко коснувшись пальцев Надежды, выпил обжигающий напиток.
– Ты, кушай, кушай! – засуетилась она, – сам же говорил – проголодался! А можно мне у тебя спросить?
– Можно, – кивнул я ей головой, с аппетитом жуя кусок жареной щуки, изредка прерываясь на салат.
– Вот я, смотрю у тебя тут чудачеств наворочено, денег на это немало надо! У тебя, что оклад большой? Все, кто до тебя работал здесь, всегда жаловались на нехватку денег.
– Нет, оклад и у меня маленький. Есть правда небольшая добавка за звание, но этого все равно очень мало для вот всех этих, как ты говоришь, чудачеств. Деньги у меня от гонораров за литературную деятельность.
– Ой! Да ты оказывается писатель! Книги пишешь?
– Не книги, а сценарии для кинофильмов, – поправил порозовевшую от восторга Надежду.
– Так всё равно – писатель! Или книги, или сцены для фильмов. Ты знаешь, в школе, на уроках литературы, я мечтала встретиться с писателем и сказать ему, – она замялась.
– Так говори! – всё-таки она умеет делать чертовски вкусные салаты!
– Только, чур, не обижаться! – она от восторга даже хлопнула в ладони, – я бы спросила: вот зачем вы понаписали столько толстых, скучных книг? Нам, бедным школьникам, приходиться их читать, учить чего-то там и писать сочинения!
– А я бы ответил: не будь этих толстых, скучных книг, как бы вы научились отличать добро от зла? Как бы вы мерили поступки свои и других людей? Где бы вы взяли справедливость – мерило нашей совести?
– Ой, как интересно ты говоришь? Всё равно вы, писатели, думаете, чувствуете и даже ваши поступки – всё делаете по-другому!
– Да такие же мы, как и все люди! Жизнь чувствуем только острее.
– А с женой ты почему разошёлся? Ты прости за назойливость, у нас все бабы в поселке об тебя языки обтрепали.
– Ничего, я понимаю твое любопытство! Не сошлись, как говорят, характерами. Да ладно, не стану мудрить – денег ей всегда не хватало.
– Так сам же говоришь – гонорары ….
– Это я здесь стал писать сценарии. Друг в Москве всё устроил. Вот и гонорары. Давай, ещё немного выпьем, ты не беспокойся, я больше ста граммов не пью. Мне мой мозг ясным всегда нужен. Салаты у тебя вкуснейшие получились!
– Ой, спасибочки! Чего их не приготовить? Вон всё для этого есть! А давай выпьем за любовь! Говорят: она у кого-то бывает!
– Давай! – я успел долить коньяк себе и немного ей. Выпил и решительно отставил фужер в сторону.
– Слушай, Гена, а вот чего так все мужики на брудершафт норовят выпить?
– Да, все тут просто – после этого целоваться надо!
– Ну, чудаки! Да сказали бы просто – нравишься!
– Вот и ты мне нравишься! И я очень хочу сегодня поцеловаться с тобой!
Надежда встрепенулась, потупила глаза и торопливо допила остатки коньяка.
– Ты тоже очень мне приглянулся…. И я тоже хочу всего этого…. Ой, что это я! Ты кушай, вот жареный окунь, вкусный очень!
– «Какие мы скромные! Трое детей, и всех аист принес!» – усмехнулся я про себя.
– Давай зажжём свечи! Они у тебя есть?
Конечно, свечи у меня были. Мало ли что с моим электричеством.
Три зажжённые свечи, не столь разогнали мрак, сколь заколебались причудливой игрой теней по углам зала. Таинственно – интимной темноты, добавляли огоньки радиостанции, да зелёный глазок преобразователя напряжения.