Размер шрифта
-
+

Варенье из падалицы - стр. 37

В ветвях на все лады свиристели птицы, так что гуляющие то и дело хватались за мобильники.

– Ну и как он?

– Да так. Три секса в неделю.

Вспомнили то время, когда знакомые начальники ездили за границу и привозили оттуда небывалые вещицы.

В тени единственного дерева томилась кем-то привязанная лохматая черная собака в образе ожидающей жертвенника козы.

Только невидимая птица тянула бесконечное и́ти-и́ти-и́ти на одной и той же ноте.

По ее голой ноге взбиралось микроскопическое насекомое с внешностью динозавра.

В воздухе носились отлитые из тяжелого металла бронзовки, вроде памятников самим себе.

Приснилось, что покупаю часы: времени, что ли, не хватает?

Лицо его имело особенность: очень выпуклую верхнюю губу, так что походило на светлые аккуратно подстриженные усики, хотя он всегда гладко брился.

Чем больше места занимает в человеке желудок, тем меньше – душа.

Недовольные собой люди разделяются на плюющих в свое отражение и на разбивающих зеркало.

Вообще-то ксендзы раздражают меня меньше попов. Наверное, потому что реже встречаются.

По рекламным щитам обильно расползлись словесные паразиты.

Специально оставлял в своих книгах приметную опечатку, чтобы проверить, кто из друзей не поленился прочесть: об огрехах ведь не преминут сказать.

С точки зрения уличного подметальщика основной продукт цивилизации – мусор.

В надежде выздороветь, он подменил свою историю болезни со страшным диагнозом на выкраденную у соседа по койке, с благополучным.

Темнеющее небо приобрело тот синевато-серый цвет, какой бывает на экране телевизора с выскочившей из гнезда антенной.

Что-то там мельтешило в полумраке, вроде розовых лиц музыкантов в оркестровой яме.

Безжалостно подстриженный сад лежал в лунном свете, казалось, в одном исподнем.


– Жизнь проходит…

– Так возьми ее под руку!


Посольский особняк постройки 900-х годов славился своими интерьерами, и недаром: это было что-то среднее между готическим храмом и станцией сталинского метро.

…пускал невидимые миру слюни.

Почетные гости расселись на сцене такие важные, пухлые, в крахмальных раздувшихся сорочках, что было похоже, как в начале дачного сезона раскладывают на стульях подушки просушить на солнышке.

У нее было немножко лисье лицо с загнутыми кверху уголками губ.

Ухаживал за своей маленькой лужайкой, как за старой кошкой: расчесывал, выстригал колтуны.

Умывался под уличным умывальником, чавкая мыльными руками.

Толстые листья на войлочной подкладке.

От соседей забрел коротко стриженный, почти голый бородатый пес, похожий на попа в бане.

– Живем, понимаешь, как скиф с сарматом.

В том печальном для женщины возрасте, когда мужские взгляды привлекают тем, как оделась, – а не тем, как разделась…

Вообще-то парикмахеры могли бы брать с плешивых поменьше.

– Очень смешно… – но сам не рассмеялся.

Самолет понемножку пробирался в небе, наворачивая на винты вату облаков.

На заросших травой и одуванчиками ступенях бывшего ДК должны были бы пастись козы, но даже их не было.

По словечку клюет, а стишки бывают.

Приветствуя вышедшего из кулис юбиляра, музыканты разом взмахнули руками с инструментами, повернувшись к зрителям натянутыми на задах пиджаками.

Кот – животное барственное.

Их маленькие ссоры только отчетливей проявляли любовь: ведь и ветра не видно без облаков.

Самым лучшим в книжке, которую он читал, были дрожащие солнечные пятнышки, пробивавшиеся через листву на страницу.

Страница 37