Варенье из падалицы - стр. 32
После зал опустел, и только в креслах топорщились оранжевыми страницами брошенные «Файнэншл таймс».
И бармен, пощипывая бороду, прогуливался у себя за стойкой вдоль батареи крепких напитков.
Амстердамский аэропорт до того велик, что кажется больше самой Голландии.
Похоже, у голландцев с Ним договор: Он им всякие удобства и житейские блага, а они чтоб оставались всегда малыми голландцами. Вроде того контракта, с каким носятся эстонцы, литовцы, латыши, – вот только Он не подписывает. Потому что голландцы заключили его, еще будучи большими.
Так что все голландцы – малые. Что не мешает им бывать подчас весьма здоровенными мужиками и иметь таких же баб лошадиной стати.
Есть города, родившись в которых невозможно не стать художником. К примеру, Амстердам.
Раньше голландские ветряные мельницы перемалывали воду, теперь вертящиеся двери музеев перемалывают деньги.
Повсюду, как в палеонтологическом музее, были разложены святые мощи.
С годами уголки губ у него опускались все ниже, пока не замерли на отметке «Великое разочарование».
Упитанный ребенок хлебал столовой ложкой чай с молоком из кружки с розочками, покрякивая, как купчиха.
На яблоко ловить свежеподросших Ев…
Вдоль парапета порхала диковинная белая птичка, но, угодив в затишье за гранитным выступом, упала на воду и умерла, оказавшись простым клочком бумаги.
Дом был набит стариками и старухами.
Уже появилась на лотках молодая морковка мальчикового размера.
Летний асфальт некстати напоминал о зиме белыми шрамами от дворницких скребков, долбивших лед.
Европейская народная мудрость: иди за японцами, и попадешь в музей.
В фонтане брюхом вверх плавали дохлые русалки.
У здешних официантов до того развито чувство достоинства, что посетитель, просто спросивший пива, уже себя чувствует назойливым.
«Жар-птица» – это из сказки. А вот «жар-рыба», видимо, из меню.
На юге Франции познакомилась с бедным русским эмигрантом, замученным налогами на роскошь.
– Ты что-то сказал?
– Нет. Я просто громко подумал.
«В этом месте у меня очень нервные окончания…»
Господь уже присматривался к его жизни, как плотник прикладывает рейку к глазу – выверяя прямизну.
Будто вокруг затылка щелкал ножницами невидимый парикмахер.
Небесные прачки понапустили над садами мыльной белизны.
По-деревенски бесцельно протарахтел мотоцикл.
Тусклое золото пижмы напоминало военно-морской позумент.
По небу, одергивая свои вздувшиеся серые хламиды, семенили беременные тучки.
Оса пролетела так близко, что даже подула крылышками на ее голое плечо.
В ночном небосводе застряла телега Большой Медведицы.
Завели кошку, а не гладите!
В августе все подоконники завалены палыми яблоками, и дачи делаются похожи на бильярдные.
Коленчатый ход поездов.
На сцене расселся ансамбль народных инструментов, все как один с глуповатыми лицами.
«Что-то мне на теле тоскливо!» – пожаловалась ей подруга.
Судя по запаху, до меня в приемной сидел человек в калошах.
Я и не думал, что снова встречусь со знаменитым слоненком Москвичом, в детстве виденным в зоопарке. Только теперь, в Зоологическом музее, у него были стеклянные глаза и широкие портновские стежки на брюхе.
Товарняк прогрохотал так близко, обдав мазутным ветром, что на миг он почувствовал себя Анной Карениной.
С платформы валила толпа толстосумчатых баб.