Вальс до востребования - стр. 33

– Да, – улыбнулся понимающе и благодарно Ян, принимая «подачу» к разговору. Остыть им обоим точно не мешает хоть немного. Да и ему хотелось рассказать ей. – Про дедушку. Ян Борисович Стаховский. Его предки по отцу были выходцами из той части Белоруссии, которая когда-то принадлежала Речи Посполитой, и осели в Москве еще до всех революций, в конце девятнадцатого века. Понятное дело, что в нас польских кровей намешано, но уже в очень малой степени. Прапрадед мой, Якуб Янушевич Стаховский, перевез семью в Россию, подвергшись на родине притеснениям и вполне реальным угрозам сильно попортить жизнь и здоровье ему и его близким за свое православие, за ярую приверженность ко всему русскому и за то, что женился на русской. В общем, ничего не ново в мире этом, все те же политические мотивы движут народами.

Человеком он был образованным, окончил Варшавский университет и на новой родине пришелся в прямом смысле «ко двору»: был принят на должность одного из инженеров, сейчас бы назвали – жилконторы, а тогда это было управление инженерными коммуникациями и техническими службами дворцов, домов и имений императорской семьи, расположенных в Москве и Подмосковье. Его сын, мой прадед, Борис Яковлевич, на самом деле Бронислав Якубович Стаховский, пошел в папеньку тягой к точным наукам и, окончив Государственный аниверситет, быстро сделал карьеру, дослужившись до главного инженера одного из крупнейших заводов страны. Но, понятное дело, революция привнесла ярких событий и красок в биографию прадеда Бронислава. Сначала его сняли с должности, причислив к «господам», эксплуататорам рабочего народа, ну еще бы – жил он не бедно, имел собственную квартиру аж на десять комнат, не считая комнат для прислуги, с шикарной ванной комнатой и аж двумя клозетами, имел свой выезд и дачный домик в ближайшем Подмосковье. И быть бы прадеду расстрелянным рьяными революционерами, да заступился за него рабочий заводской люд. Пришли в комиссариат целой делегацией, поорали, поматерились, и Бориса Яковлевича не только выпустили из околотка, но и вернули на прежнюю должность на завод. В гражданских правах, правда, все же ущемили, переселив из роскошной квартиры в более скромную всего с пятью комнатами, разрешив сохранить и прислугу.

Его младший сын, мой дед, Ян Борисович, родился в двадцать шестом году. Паренек вымахал здоровенький, косая сажень в плечах, поэтому и приписал себе спокойно годков в свидетельстве о рождении и сбежал на фронт добровольцем, следом за двумя старшими братьями. Прошел всю войну, уцелел каким-то чудом. Как все фронтовики, не любил вспоминать про войну, но иногда, бывало, говорил. Однажды мы с братом придумали, что надо бы эти истории сохранить обязательно, записать на видео и диктофон, и уговорили его.

Ян крутнул головой, усмехнувшись воспоминаниям.

– Дед тогда выслушал наши доводы, подумал и поставил условие: мол, дело хорошее, действительно сохранить воспоминания о страшной той войне надо для будущего поколения, но записывать буду при полном параде. И каждый раз наводил красоту: обязательно бодрящий душ, тщательное бритье, расчесывался волосок к волоску, одеколоном душился, чистое белье, накрахмаленная рубаха и надевал парадный китель с «иконостасом» орденским. Ну и мы с братом, глядя, насколько для деда это важным делом оказалось, решили, что надо посерьезней к съемке отнестись: треногу купили, камеру помощней, чтобы картинка достойная получилась, сценарий беседы писали, вопросник. – Он помолчал, погрузившись в свои мысли и вспоминая деда, и вздохнул с легкой печалью: – М-да, молодцы мы, что придумали эти интервью, деда вон уж сколько лет нет, а его голос, его жизнь, его истории остались, сохранились. Каждый раз на День Победы садимся за стол, выводим на большой экран картинку и слушаем, и он вроде как с нами. Вот для тех интервью он вспоминал и рассказывал как уже известные нам истории, так и то, что никогда раньше не рассказывал. Мы диву давались: столько раз он был даже не на волосок от гибели, а, казалось, практически в зубах у смерти – все, конец! – и каким-то невероятным везением, чудом умудрялся выжить, выкрутиться. Конечно, вернулся домой израненный весь, битый, но живой. А оба его старших брата погибли. Ян Борисович пошел по стопам отца и деда с прадедом, стал инженером, окончил университет с красным дипломом, который по тем временам получить было большой редкостью и ой как непросто, а он вот получил. Поступил в заочную аспирантуру, а параллельно учебе был направлен на работу в экспериментальный цех засекреченного военного завода. Защитил кандидатскую. Сделал карьеру, но, понятное дело, тоже засекреченную. Даже после его смерти и до сих пор большая часть разработок и проектов, над которыми работал дед, осталась под грифом «секретно». Грандиозный был человек. Оптимист, юморист, бодрый такой, всегда позитивный, деятельный, невероятно живой. Любил, когда собиралась большая компания близких друзей, родных за столом, был такой заводила, рассказчик великолепный, душа компании. У них с бабушкой дома, да и на даче, что ни выходные, так куча родных и друзей собирается, стол ломится, песни под гитару, танцы. Хохочут, шутят, песни поют, радуются жизни. В отпуск ездили всей семьей, так дед умудрялся и на курорте устраивать такие вот застолья. Широкой души, мощный был человек. Так что еще до моего рождения все знали, что родится мальчик, по каким-то там семейным приметам, и звали меня Яном, еще когда я у мамы в животе был.