Вальс деревьев и неба - стр. 24

Может, мы выпили лишнего, этот сомюр такой легкий, что пьется, как вода, мы были веселы, как никогда, безумный вихрь кружил нам головы. Эта мысль, эта глупость овладела нами, и ни один не запротестовал, ни у кого не хватило ума сказать, что мы творим нечто чудовищное. Напротив, за время, меньшее, чем уйдет на рассказ, Луи и твой отец соорудили алтарь, первый – в восторге, что ему выпал случай пародировать одного из тех кюре, которых он так ненавидит, второй – изображая тупого церковного сторожа, и вы двое, обрадованные новым развлечением, в котором ничего не понимали, но играли будущих новобрачных с такой слепой доверчивостью и искренностью, что нас это только укрепило в уверенности, что речь идет всего лишь о шутке. Луи начал на латыни читать обряд венчания, вначале хихикая, потом став серьезным, голос его приобрел глубину, он набросил на плечи шелковый платок с золотыми нитями вместо ризы, используя то, что попало под руку, – ваза стала дароносицей, маленькое зеркало – монстранцем, а когда он потряс колокольчиком для вызова прислуги, мы все встали на колени. Он величественно благословил нас, и в это мгновение нас охватил ужас, словно надругательство над божественным таинством должно было повлечь немедленную кару, время будто остановилось, твоя мать взяла меня за руку и сжала ее с неожиданной силой. То ли Луи оказался актером, который играл свою дурную роль живей живого, то ли мы все сошли с ума, или же дело было в вас двоих, которые отдавались этому маскараду с такой убедительностью? Так или иначе, но он соединил вас в тот день, спросив по очереди, желает ли Жорж перед лицом Бога взять тебя в жены и принимаешь ли ты его как мужа. Нам не пришлось вам подсказывать, вы оба ответили «да». Уверенно. Решительно. И в финале этого обмана вы поцеловались. Как муж и жена. При всеобщем веселье. И мы зааплодировали со всей нашей беспечностью. Я была единственной, кто пришел в себя, и постаралась обратить их внимание на непристойность нашего поведения, получив в ответ раздраженные упреки Луи и твоих родителей, которые обвиняли меня в том, что я порчу им все удовольствие, что я брюзга и невыносимая святоша. Два месяца спустя твою мать поразила ужасная болезнь, которая так быстро унесла ее. Мы об этом не говорили, но твой отец знает, как и я, что ее постигло наказание за совершенное богохульство. С тех пор я умоляю нашего Создателя простить мне этот грех, я ощущаю свою вину в том, что участвовала в преступлении, что струсила и ничего не сделала, чтобы помешать кощунству. Я, по крайней мере, не отрицаю, что оступилась, и беру на себя свою долю ответственности, но я единственная, кто осознал низость нашего поступка. Мне потребовалось много времени, прежде чем я осмелилась признаться на исповеди, и священник пришел в ужас. Он в жизни не слышал о подобной гнусности и не знал епитимьи, достаточной, чтобы отпустить столь беспримерный грех. Я не скажу тебе, каково было искупление, это тебя не касается. Дело дошло до высших чинов церковной иерархии, и одним из условий моего возвращения в лоно церкви было не допустить этого брака. Вот почему вы не можете и дальше следовать тем же путем; любое совместное будущее для вас запретно. Из-за той профанации, которую мы совершили. Ибо невозможно дважды глумиться над Господом, насмехаться над Его словом и Его заветами, не рискуя навлечь на себя Его гнев и тем, что и вы, и ваше потомство будете навеки прокляты.