В Зырянском крае. Охотничьи рассказы - стр. 33
– Лов на рыбу! – раздался за моею спиною голос.
Я обернулся. Передо мною стояла величественная фигура Савела Прокопьича.
– Это вы, батюшка, совсем попусту тут трудитесь, – заговорил он, – ничего не добудете. Разве по нечаянности за бок какую вытащите, а на клев не пойдет – в омуте куда рыба осторожна, она понимает, что заперта и брать не будет: уж это испытано. А вот пойдемте, я вас сведу на место, может, что-нибудь и выудите.
– Рыбы-то много, Савел Прокопьич, – жаль оторваться.
– Да, оно лестно, что говорить, приятно видеть, как язи и голавли, и лещи тут, перед самым тобой, воочию расхаживают, да дело то выходит по пословице: «видит око, да зуб неймет». Заарестованная рыба клевать не будет, – уж будьте покойны!
Я завил удочки, и мы отправились с Савел Прокопьичем выше по Шуйге.
– Все же ты меня, Савел Прокопьич, на запертые воды ведешь, коли вверх идем: и там то же будет.
– Ну, там особая статья. Тут, вишь, к затону рыба приступила, выходу ищет, тут мы ее неводами и бреднями вылавливаем, а теперь я веду вас в плесо, на текучую воду, где постоянно своя рыба держится: сорога, подъязок, окунь, щучка средней руки; и затон снимем, она все держится. Там мы ее не ловим, да и ловить неспособно: травянисто, тина, заяски понаделаны, тычек, каряг, задев разных пропасть.
Речь Савела Проконьича была редкая, мерная. Он говорил с расстановкою, обдуманно, так же степенно и внушительно, как степенна и внушительна была вся его фигура. Он шел с правой руки от меня развалистою походкою, заложнив руки назад под синий, легенький кафтанчик со сборами. На голове Савела Прокопьича надета была немного на затылок новенькая, грешневиком, поярковая шляпа. Пояс с ключом спускался под живот, рельефно обрисовав его выпуклую тучную форму, высокий рост, нависшие густые брови, атлетическое сложение, большиe еще зоркие глаза, библейская борода в полгруди, волнистая, с проседью – красавец старик, не налюбуешься! Так и пышет от него несокрушимою силою, необъятною русскою мочью!
– Как вы ухитряетесь, Савел Прокопьевич, вылавливать рыбу в омутах? Сколько я заметил, они тоже травянисты: бредень или невод будет закатываться от травы, и тогда с рыбой ничего не поделаешь: вся уйдет.
– А на то, батюшка мой, средство есть такое. Омута в Шуйге, как вода лишняя посбежит, ведь неглубоки, они только на вид такими темными да страшными кажут. Дно в них грязное, тинистое, потому и вода черная. Как только вода спадет до межени, мы омута сейчас и начинаем раскашивать: обыкновенные косы насаживаем на длинные косьевища, забродим в воду и подкашиваем в омутах траву по самое дно. Подкошенная, она и всплывет вся наверх; растаскаем ее граблями по берегам, омуток сделается чистехонек, ловить и бреднем, и неводом сделается чудесно – ни одна рыбка не увернется. А выходы-то из омутов и в голове, и в хвосте запрем кужами, потому перед каждым омутом заяски и понаделаны, видели?
– Видел. И много рыбы вам в добычу достается, Савел Прокопьич?
– А год на год не придет, батюшка. Коли весна теплая, тихая, водополь большая, убыль постепенная, ровная, рыбы остается больше; при ненастной весне, холодной и ветряной – меньше. При дружной убыли – совсем малость. Дружная убыль для нас самое плохое дело: рыба с поймы разом вся тронется и скорехонько скатится вместе с водой, так что и затона построить не успеешь. В такие годы лучше бы и сежи не делать, да заведенье есть и привычка к делу исконная, каждый год затон держим. В xopoшиe года, огульно сказать, добывали на сеже пудов до тысячи разной рыбы, пожалуй и с хвостиком, в худые – тысячу то спустить надо, а оставить только хвостик. В старые годы было куда не то.