В заповедных и дремучих - стр. 7
И домовой принялся приглушённым голоском монотонно рассказывать о нелёгкой домовячьей жизни вообще, о своей, горемычной (не-не, я-т своё понимание имею и дом блюсть мне не в тягость и не в обиду…) в частности, жаловаться на равнодушие кота… Емеля пару раз задрёмывал, убаюканный складным речитативом, снова просыпался, продолжая слушать, кажется, с того же места, на котором выпадал из повествования… В какой-то момент рассказ перестал восприниматься ушами и начал создавать причудливые образы в мозгу, сменяя один сюжет следующим, не менее причудливым… Тело подхватило, закачало, растворило в видениях и уже сквозь сон, отчего и сам после не уверен был, что не пригрезилось, он услыхал лопотание, тихохонькое и непонятное по причине плохого знания ордовского языка, прерываемое мурлыканьем, ворчанием, а реже- мяуканьем, тоже почти неслышным… Под этот аккомпанемент сон его окончательно и заполучил, всего и без остатку, до самого утра.
Жизнь, господа (и дамы)– штука сложная, непредсказуемая, и неповторимая. Хоть и говорится –Жизнь пройти- не поле перейти, но прикиньте что-то к чему-то… Не похоже ли это явление, участниками которого становимся все мы, и не по своей воле, на… поход до остановки, скажем, общественного транспорта? Вот идём, значит, мы, такие все из себя разэтакие, а и вместе с нами попутно, встречь, либо наперерез уймища народу. Кто куда направляется. Иной, как и вы, до той же остановки дошагает, да ещё и постоит немного. Парой фраз, глядь, и перекинетесь с ним, а не то и родственными душами друг дружке покажетесь. Только р-раз- и его, или ваш трамвай подходит, куда кто-то из двоих вскочит, и поминай, как звали (и Митькой звали). И опять в павильончике- один с ноги на ногу мнётся. А другие и вовсе, даже до остановки не дошедши. Один, понимаешь, в концерт, другой- в библиотеку, або качалку, третий… третий вообще пропал, как в воздухе рас творился, а кто из подъезда, вроде вышел, ан, снова дверь захлопнул и путь на другое время отложил. Но, как ни крути, а только гора с горой, говорят, не сходятся. А нас то лбами столкнёт, то вдогонку, а то и совсем непонятно как, с тысячами и тысячами на жизненном пути, что у каждого своей длины и направления, сводит. И круг знакомства, дружбы-приятельства, родства-соседства и пробегания мимо, «здрасьте» не сказамши, крайне затейлив, да непредсказуем бывает. А Эмилио, как и раньше Емеля, от большинства из нас мало, чем и отличается, хоть и персонаж на всю голову сказочный. Разве тем, только, что иной в глаза его не видя, в книжках про щуку, и её веление такое имя прочитывал.
А судьбе всего того мало. Вот она и затеяла помотать парнюгу по городам, весям… да мерям… На своей шкуре проверить, своими глазами повидать, а и просто поучаствовать в контактах Гросии с Ордовским миром. -Уж- решила судьба-игрунья: – Коли есть он персонаж медийный, то бишь востребованный в рассказках, глядишь, через его похождения читатель и про некоторые Ордовские традиции, и факты истории прознает. Родилась же на свет сила тяжести из-за падения фрукта на голову именно тому единственному человеку, коий в состоянии был её развить, и до нас довести… Эй, как там тебя теперь… Эмиля, давай, двигай в заповедные и дремучие славные Уромские леса…
Крепкий, да справный пленник, привязанный к слеге позади дюжины ему подобных, не старался перебирать ногами быстрей. Кому ж охота поскорей на невольничий рынок попасть, а то и вовсе в евнухи угораздиться? За то ему, опять же, как и остальным, кнутом перепадало весьма нередко. Беззлобно-равнодушно, словно скотину, степняки метко подгоняли «нужного» человечка без лишних слов и придирок. Связка, в которую в конце концов парня определили, ничем не отличалась ни от той, в которую он попал вначале, ни от второй, куда перевязали молодых парней на первой ночёвке, с той лишь разницей, что сперва к ногам не была привязана бьющая, мешающая и натирающая ноги лесина. Хитрые кочевники, очевидно, имели повод не особо доверять лесине потоньше, шейной.