В.В. Тетрадь с рисунками на полях - стр. 21
– Черт побери, – не выдержал Верещагин, – да если малютку, которую мне показал Тимоти, снабдить торпедным аппаратом, даже она будет опасна для крейсеров и миноносцев. А уж если ее увеличить…
– Ну, словом, вы решились свести мистера Тимоти с русскими дипломатами в Вашингтоне, – заключил Нестор Васильевич.
– Более того, я отважился предложить ему переехать в Россию, – отвечал художник. – Он мог бы там продолжить свою работу при полной поддержке русского флота. Как бы ни был гениален одиночка, возможности его ограничены. А когда за ним стоит военная и финансовая мощь такой державы, как Россия, он может, как Архимед, перевернуть землю.
– Он согласился? – быстро спросил коллежский советник.
Верещагин отвечал, что, кажется, идея эта взволновала инженера. Во всяком случае, он обещал подумать.
– Впрочем, сейчас это уже неважно, – с горечью заметил художник. – Гениальный ум уничтожен, а нам остается только оплакивать его.
Загорский кивнул: что было дальше?
– Через три дня я должен был уезжать из Сан-Франциско в Вашингтон, – отвечал Верещагин.
– Почему же в Вашингтон, а не обратно в Чикаго?
– У меня в Вашингтоне назначена встреча с президентом Рузвельтом. Таким образом, мы договорились с мистером Тимоти, что через три дня оба сядем в поезд до Нью-Йорка и спустя шесть дней будем на месте. Он должен был взять с собой чертежи и патент. Правда, тут выяснилась одна деталь: патента на двигатель у Тимоти еще не было. Он объяснил это тем, что, согласно договору, пока он работает на бюро Швана, все его изобретения передаются в собственность бюро…
– Так как же вы сможете передать нам ваше изобретение? – вопрос Верещагина прозвучал совершенно резонно.
– Если мы с вами договоримся, я просто уволюсь, – решительно отвечал мистер Тимоти. – И все дело будет выглядеть так, как будто я придумал свой двигатель уже после того, как уволился из бюро.
На прощание Тимоти снова повторил свои инструкции: через три дня Верещагин отправляется поездом компании «Юнион Пасифик» в сторону Нью-Йорка.
– Я думал, вы поедете со мной, – удивился Верещагин.
– Я поеду, – не возражал инженер, – но не с вами. В поезде мы будем ехать отдельно, как будто не знаем друг друга…
– Это разумно, – кивнул Верещагин.
– Сейчас я откланиваюсь, но найду вас завтра – обсудим некоторые детали, – начал было Тимоти, но тут же осекся и заговорил громче.
– Прекрасные картины, просто прекрасные, – говорил инженер, косясь на средних лет джентльмена с моржовыми усами, который отирался возле них. – Я, вы знаете, очень люблю живопись, но тут что-то необыкновенное: это Рубенс, Рафаэль и Веласкес в одном лице.
И, поклонившись слегка ошеломленному Верещагину, растворился в толпе посетителей выставки…
– Вот откуда я знаю этого молодого человека, и вот почему смерть его так меня взволновала, – закончил свой рассказ художник.
С полминуты, наверное, Загорский молчал.
– Вот, значит, как, – сказал он наконец. – Тогда понятен интерес к вашей персоне со стороны сероглазого бородача, и понятно, почему он не является убийцей. Вероятно, тут действовали как минимум два человека. Один осуществлял внешнее наблюдение, другой устранил инженера. Если все так, как я думаю, скорее всего, оба уже покинули поезд, унеся с собой чертежи нового двигателя. А это, увы, означает, что они оказались в руках американской секретной службы, и не видать их нам теперь, как своих ушей. Они убили Тимоти, обыскали его, забрали его документы и чертежи и были таковы. Что ж, очень жаль, но государственные интересы такое дело – жизнь людей здесь ценится крайне невысоко.