В твоем октябре - стр. 2
– Еще чашечку?
Я перевожу взгляд на девушку:
– Нет, спасибо, – рассеяно говорю я, и лезу в сумку за кошельком.
– Ваш кофе оплачен, – говорит она мне.
Поднимаю на неё глаза – она улыбается и кивает головой в сторону столика, где сидел парень. Мне неловко и первым приходит совершенно нелепое желание догнать его и выругаться – впечатление от него странное, неопределенное, а потому и подарки его – скорее, обуза, нежели приятная мелочь. Я хмурюсь, киваю девушке и натягиваю на себя пальто – она забирает пустую чашку и желает приятного дня. Я киваю в ответ. Выхожу из кафе и думаю про этот дурацкий кофе, и угловатого парня, и его странную манеру прямо и открыто смотреть в глаза незнакомцам. Очень странный тип.
***
Прохожу мимо окна и уже вижу копну темных волос сквозь стекло – склонился над своим блокнотом и что-то усердно пишет. Дверная ручка в моей руке – как рукопожатие, и меня окутывает теплом, запахом кофе и выпечки. Шутка ли – я думала об этой дурацкой чашке кофе все четыре дня. Но пришла сюда не поэтому, а потому, что кафе, где я сижу обычно, уже две недели как на ремонте, и я вроде как не на своей территории, а потому опускаю глаза в пол и прохожу в самый противоположный конец зала, за самый дальний столик – теперь нам не видно друг друга. Вот и славно.
Официантка приносит меню, но я заказываю то же, что и в прошлый раз, а для этого меню не требуется:
– Кофе, пожалуйста.
Она кивает и уходит, а я достаю из сумки потрепанный экземпляр «Призрак оперы» – я знаю книги и таинственнее и печальнее, но только от этой мне становится по-настоящему уютно – она прячет меня в глубоких подземельях старого Парижского театра оперы, и там, внизу, мне не становится страшно – мне становится тепло и хорошо. Я перечитываю Леру каждую осень, в самом начале, когда становится сыро и промозгло, поэтому-то экземпляр не нов. Я кладу книгу на стол и думаю, что, наверное, для книги это и есть самое великое счастье – иметь надорванный, но любовно склеенный корешок, оббитые углы обложки, пожелтевшие страницы со следами кофе, мелкими надрывами и загнутыми уголками. Беру книгу в руки и подношу к самому кончику носа и делаю глубокий вдох – Боже мой… это прекрасно.
Официантка ставит передо мной кофе и улыбается. Я поднимаю на неё глаза:
– Давайте, я сразу рассчитаюсь, – говорю и лезу за кошельком.
– Как вам удобно, – пожимает плечиками она.
Она удаляется за счетом, а я достаю пару купюр, которые предполагают чаевые и кладу их на стол, а затем смотрю в окно. Когда же, наконец, пойдет дождь? Эти невыполненные обещания… ничего с ними не поделаешь. Но все мое существо зудит, мучается предвкушением – безумно хочется, чтобы пошел дождь. Странно, но пока официантка не появляется с узкой кожаной папкой для расчета, я даже не притрагиваюсь к чашке – сложила руки в замок и жду, как примерная школьница – детский сад, не иначе. Кладу деньги в кожаную папку, девушка забирает, я прошу не приносить сдачу, на что она улыбается и благодарит. Наконец, я остаюсь одна. Наклоняюсь над чашкой и вдыхаю терпкий, яркий, горячий аромат осени. Осень – не багряная и не золотая, осень – цвета крепкого кофе, насыщенного и глубокого коричневого, с тонкими переливами серебра в каждом завитке крупного локона, падающим на глаза… Ого! Какое-то время просто смотрю на свой кофе, а потом искренне удивляюсь самой себе. Совсем спятила? Хмурюсь собственным мыслям и быстро открываю книгу, словно обожглась, хотя к кофе еще и не притрагивалась – на чем я остановилась в прошлый раз? Ага, вот: «Какое-то время они хранят молчание. Есть в поведении Кристины что-то такое, что кажется Раулю неестественным…» – и книга забирает меня с собой в старый парижский театр оперы.