В тот день… - стр. 41
Думать же о самом Дольме даже сейчас было страшно. Как и страшно вспоминать, что именно Мирина ближе всех к нему находилась. А она, как и Яра, древлянка. Где, кстати, Яра тогда была? Радко не мог вспомнить. Зато вспомнилось, что древляне своих баб и девок учат умению постоять за себя, иная и с одной рогатиной на охоту может отправиться. Сказывали же, что, когда пресветлая Ольга водила воинство на это племя, их женщины рядом с мужиками отважно бились. Но да кто на такую, как Мирина, лихое подумает? А вот он, Радко, знает, какова вдовица его брата. Это на людях она ресницами длинными хлопает, а на деле… На деле такая на что угодно способна.
Вон Добрыня ведуна к ним прислал, чтобы тот разобрался. Это дядька князя хитро придумал. Ведь изначально народ только и болтал, что старые боги погубили купца-христианина. А теперь, с подачи многомудрого Добрыни, стали говорить, что неспроста ведун у Колояровичей живет, видать, кто-то из Дольминой родни и есть головник, порешивший соляного купца. И как понял Радко со слов Бермяты-рыбака, младшего Колояровича считают убийцей, заколовшим брата. По всем приметам ему это наиболее выгодно. Он должен был все получить в наследство. И получил бы. Если бы не Мирина, змея подколодная.
Размышляя обо всем этом, Радко вышел на шумный Подол. Раньше он любил здешнюю кипучую жизнь, суету, шум, движение. Кого тут только не встретишь в людный день! Кто с корзиной только что наловленной рыбы поднимается от реки, кто верхом едет, там старуха тащит козу на веревке, там девица с ведрами на коромысле прошла. Подольские купцы раскладывают на откидных прилавках свои товары, лоточники разносят свежеиспеченные пироги-кренделя, мастеровые представляют свой товар, похваляются. То и дело слышны звонкие голоса зазывал, между торговых лотков снуют покупатели, как свои, на вид привычные, так и иноземцев можно увидеть. Вон столпились у прилавка ромейские важные гости в пестрых накидках, вон в тюрбане булгарин торгуется с меховщиками, прошли в темных ермолках жидовины, прижимая к груди сумы-калиты с монетами, а вон и ляхи в пышных шапках с длинными перьями осматривают кольчуги в оружейном ряду. Говор разноязычный, смех, толкотня. И пусть не так давно рассвело, а уже людно.
В одном месте у житного рынка Радко услышал, как кто-то помянул его имя, а там и имя Дольмы присовокупили. И эти, небось, гадают, отчего это родич убиенного купца шастает в одиночку, когда должен во главе стола на хозяйстве купеческом восседать. Да еще и выглядит он… И кто-то добавил: а оттого и ходит парень как неприкаянный, что знает: если не в сей день, так в завтрашний его заломают люди князя, отведут на допыт к палачам.
Радко сперва даже передернуло, как услышал это. Потому и шел не подбоченившись, как обычно, а втянув голову в плечи. Заметил в какой-то миг, что пояс свой забыл в избе рыбака. А ему, члену знатного семейства, ходить по граду неопоясанным, будто мужик-лапотник, совсем не пристало. Вот он и зашел к купцу, торговавшему кушаками, выбрал себе один, алого цвета, с шелковистой бахромой по краям. Как раз под красную вышивку на его синей рубахе. Радко опоясался кушаком, не спрашивая о цене. Так давно повелось, что он мог брать товары в лавках Подола, а потом купцы в обмен получали на складах Дольмы кто мед, кто соль в уплату – и то, и другое ходкий товар в Киеве, за него что хочешь можно выменять.