В тихом омуте… - стр. 47
«Не думаю, что какой-нибудь занюханный следователишка, обремененный тремя детьми и маленькой зарплатой, может даже представить себе, что у меня есть счет в банке», – огрызнулась я.
«Он-то нет, а вот журналист Фарик, с которым вы неоднократно катались в этот банк, – наверняка, – не унимался Иван. – Он сразу прощелкает, что мертвая ты – это вовсе не ты. А уж у твоей ненормальной подруги этот Фарик наверняка исследовал каждый сантиметр тела…»
«Давай-ка без пошлостей», – поморщилась я.
«Если без пошлостей – то как раз сейчас он наверняка не спит и голову ломает – зачем ты это сделала? Может, из-за двенадцати тысяч? Но в любом случае – тебе каюк».
«Точно-точно, это как два пальца об асфальт, – встрял Нимотси. – И получишь ты пулю в плоскую грудь от этого отморозка, как его-то бишь зовут… Марик, что ли?.. Сомнительное имя. А пуля – вещь неприятная, уж поверь моему жизненному опыту. И они тебя достанут, ангелы мщения легко это делают. Достанут из-под земли и порешат».
«Не хотелось бы тебя огорчать, но вполне может быть», – грустно сказала Венька.
«Но я же ни в чем не виновата», – попробовала оправдаться я.
«Что ж не осталась? Кто побежал – тот и виноват, – пожурил меня Иван. – Но если уж побежала, то беги дальше, пока хватит сил».
«Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать!» – не к месту пропел Нимотси.
«Заткнитесь, умники», – мысленно ругнулась я, перевернула страницу альбома и разграфила ее на три равные части.
В первой поставила знак, означавший вполне невинные случайные связи, но в моем случае – людей, которые убили Нимотси.
Во второй продублировала изображение так понравившейся мне милицейской фуражки.
В третьей просто написала ФАРИК и МАРИК.
И спустя некоторое время страница выглядела так:
Итак, я обвиняюсь сразу по трем статьям, тремя разными творческими коллективами. Апеллировать было не к кому, разве что к полумифическому Интерполу, если Нимотси не соврал. Но и ему нужна была не я, а какие-то доказательства, которых у меня не было.
Натасканная Венькой и тертым калачом криминальным журналистом Фариком, я преодолела малодушное сопротивление и выбрала наихудшие варианты во всех трех позициях, – и только потом подвела черту. Финал моих размышлений выглядел скупо и составил только два слова: «Делай ноги».
Я перевела дух – теперь хоть что-то прояснилось. И когда я решила, что делать, стал вопрос – как это делать. У меня не было даже заграничного паспорта, а светиться сейчас и оформлять его было чистым безумием. Должно быть, существовали еще и нелегальные пути, которые вполне могли настежь открыться с моими двенадцатью тысячами долларов, но беда моя состояла в том, что я всегда была законопослушна и даже за квартиру платила исправно.
«Законопослушна-то законопослушна, – поддел меня Иван, – а задница того и гляди загорится. Делай нелегальный паспорт и дуй до горы».
«Во-во, я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, – вклинился Нимотси, – а бьют, между прочим, не по паспорту, а по роже, во всяком случае, эти два ташкентских брата-акробата».
Это было дельное замечание, но я пропустила его мимо ушей. Идея с нелегальным паспортом показалась мне симпатичной, но совершенно ко мне неприменимой. Каналы добывания подобного рода документов были мне неясны и знакомы только по французским полицейским драмам, которыми одно время увлекался Нимотси.