В тихом омуте… - стр. 4
Нимотси отчаянно и зло зарыдал. Слушать это было невыносимо.
– Пожалуйста, не надо…
– Пожалуйста, прости меня, – попросил Нимотси, – простите меня…
Я обняла их двоих – мертвого Ивана и живого Нимотси; Нимотси вцепился в мое плечо.
– Я не прав… Я… Я не знаю, что делать… Прости меня!
– Ничего.
– Как вы можете пить эту отраву?.. Слушай, Мышь, меня мутит, – язык Нимотси заплетался, – плохо мне… И голова, как елочная игрушка, к ядреной фене колется…
– Иди проблюйся!
– Не могу… Я встать не могу, в натуре! Сейчас стошнит!
Нимотси на коленях пополз к двери.
Через минуту я осталась с Иваном одна.
– Во всяком случае, ты не обманул… Ты не бросил. – Я дотронулась кончиками пальцев до холодных губ Ивана – так всегда делал он. Иван не ответил на это касание, остался безучастным – так всегда поступала я. – Ты был со мной до самого конца…
Время остановилось.
Я стала целовать его лицо – уже похолодевшее; брови, почти сросшиеся на переносице, жесткие ресницы, содранную кожу щеки, губы… Вот только приоткрыть их поцелуем я так и не решилась. «Даже целоваться толком не умеешь, эх ты, Мышь», – сказал бы сейчас Иван.
Но он не сказал и никогда больше не скажет – и сердце мое стонало от безысходности происшедшего.
– Боже мой, как же я люблю тебя…
– Я тоже…
Я вздрогнула.
– Я тоже люблю тебя, – это был вернувшийся Нимотси.
– Легче стало? – Я не оборачивалась.
– Относительно. – Он оторвал меня от Ивана, обнял за плечи сзади и ткнулся лицом мне в волосы.
И мгновенно заснул.
Не знаю, сколько я просидела так, согреваемая горячим дыханием Нимотси и близким холодом Ивана.
Потом поднялась – Нимотси сразу же свалился как сноп, – как сомнамбула, подошла к вешалке, сняла один из халатов и накрыла им спящего Нимотси.
Вернулась к Ивану и положила голову ему на колени – теперь я видела его подбородок со вчерашней щетиной. Иван умер, а щетина его продолжала расти – от этого можно было сойти с ума.
Но я не сошла с ума, я тихо заплакала.
– Где ты сейчас? – жалобно спросила я Ивана, только чтобы не оставаться одной. – Смотришь на свою дуру-Мышь откуда-то сверху, да? Смешно выглядит?.. Выдадут тебе пару крыльев и арфу в придачу… Но ты-то уж точно их пропьешь и совратишь армию невинных ангелочков… Черта с два, я совсем забыла, что ты разнузданный атеист!
Я взяла руку Ивана в свои руки. Скоро она согрелась в моих ладонях и я согрелась возле Ивана.
– Ты когда-то обещал мне сногсшибательную ночь, по-моему, ты и здесь не соврал, а? Только я никогда не думала, что она будет такой… А вот лежу, сшибленная с ног и в твоих объятиях. Ну, давай, Иван, похвали меня за чувство юмора… Что ты там еще говорил – «только молодость имеет право на существование»? Ладно, ладно, я не буду плакать… Я буду только любить и очень скучать по тебе…
…По мастерству мне поставили «отлично» – как же иначе. В память о талантливом, перспективном, много обещавшем, самом лучшем на курсе и так безвременно ушедшем – именно в таких выражениях распинались об Иване столпы отечественной драматургии, присутствующие на госэкзамене.
«Во всяком случае, Иван, у тебя не будет проблем с трудоустройством», – мысленно шепнула я Ивану и улыбнулась.
В ресторан, на прощальный курсовой банкет, я не пошла.
ВГИК закончился.
…После этого были еще два года стажировки на «Мосфильме». Меня, как самую безответную, сунули в редактуру одной из занюханных мосфильмовских студий. Я добросовестно отсидела на нескольких картинах, хотя ни разу не попала даже во второстепенные титры.