В тихом омуте… - стр. 24
– Прости, я не знала…
– Они тоже не знали – Фарик с Мариком. Они не знали, кто остался жив. Они так и не узнали. И не знают до сих пор.
– Но ты… Ты-то знаешь – кто?
Она долго молчала, а потом сказала веселым тонким голосом, от которого у меня пошли мурашки по телу:
– Я забыла. Я забыла, потому что так лучше было для нас для всех. Каждый думал, что именно его девочка, его маленькая, его хорошая осталась жива. Никто не хотел видеть это живое лицо перед собой и уговаривать себя – это не моя, моя умерла, погибла, и ее вырезали автогеном…
– А потом?
– Потом я выбрала один из паспортов – и стала Венькой. А может быть, и была Венькой… А мальчики избили друг друга в кровь – еще бы – один потерял любимую, а второй – исключительное право на любимую. Они так мучили меня, что я выбрала щадящий вариант – я полюбила их обоих: за себя и за нее…
– Бред какой-то…
– Пожалей меня, пожалуйста, – вдруг жалобно попросила Венька. – Я так устала…
Я открыла дверь, и Венька рухнула на меня – все это время она сидела, прислонившись спиной к двери – так же, как и я.
Она уткнулась мне в колени и жалобно, навзрыд заплакала. Я не знала, что делать. Я никогда не умела жалеть маленьких детей – а сейчас Венька была ребенком. Я просто гладила ее по голове и даже не пыталась успокоить.
– Ты ведь не оставишь меня?
Я не могла сказать «нет», хотя сквозь бесконечную жалость к этой надменной и сломанной девочке я ясно видела, что наши отношения – это иллюзия. И во мне она видит лишь строительный материал для своей второй, утерянной половины; глину для лепки новой сестры – вместо той, погибшей. Моя безликость, готовность принимать любую форму – вот что ей было нужно, вот что она почувствовала во мне. Эта внезапная догадка пронеслась в моей голове, сметая все остальные мысли, – и я разжала руки. Венька почувствовала это, подобралась, как подбирают тело дикие животные, готовясь к прыжку.
– Что-то не так? – спросила она.
– Я не гожусь… Не гожусь на эту роль. У меня своя жизнь…
– Нет. Нет никакой роли, – отчаянно соврала она, даже не понимая, что врет, – просто не уходи от меня.
– Твои мальчики никогда на это не согласятся, – я вдруг поняла, что сдаю позиции. Самым верным было бы сейчас успокоить ее, если вообще возможно ее успокоить, привести в норму, а потом…
А потом – уйти в сторону. Запереть квартиру на ключ и уехать к папе-филателисту восстанавливать разрушенные отношения – отец ненавидел Москву, а из-за Москвы возненавидел и меня.
Но, держа в руках эту красивую голову, я осознала, что не все в порядке с этой головой, и дурацкие мальчишки в своих эгоистических страстях только усугубили ситуацию.
«Ты попалась, Мышь.
Коготок увяз – всей птичке пропасть».
И я решила спустить все на тормозах, принять решение – но не сейчас, не сейчас.
– Твои мальчики никогда на это не согласятся, – снова повторила я, – еще убьют меня, чего доброго!
– Нет, никогда! – Она неистово сжала мои запястья. – Никогда… Дай им время, они привыкнут. Ты полюбишь их, а они – тебя… Ты выберешь любого из двух, я даже знаю – кого… И нас опять будет четверо.
С трудом оторвавшись от Веньки, я отправилась в кухню и накапала ей успокоительного.
– Выпей. И пойдем поспишь. Глаза у тебя красные.
– Зеленые, – улыбнулась она, – зеленые, как у тебя…
Она заснула, держа меня за руку.