В тени королевы - стр. 14
«Где ты сейчас? – мысленно обращаюсь я к мертвой сестре. – С Богом?»
Порыв холодного ветра бьет в лицо.
– Пойдем, – говорит Пегги. – Мистрис Пойнтц, должно быть, нас уже обыскалась.
Кэтрин
– Гарри Герберт, Гарри Герберт, Гарри Герберт…
Я бегу вприпрыжку по берегу пруда и шепчу его имя. Почва здесь влажная, заболоченная; намокший подол отяжелел и хлопает меня по лодыжкам.
– Леди Кэтрин! Кэтрин Грей! – зовет со ступеней Джейн Дормер, но я делаю вид, что не слышу.
– Гарри Герберт, Гарри Герберт, Гарри Герберт…
Под корсажем, прямо против сердца, спрятана памятка: атласная лента, что подарил мне на счастье Гарри Герберт после нашей свадьбы. Тогда она была светло-голубой, цвета воды, но за долгие месяцы выцвела и стала грязно-серой. Однако и наша фамилия означает «серый», так что для Кэтрин Грей такая лента вполне подойдет!.. Скучная, простонародная фамилия, наводит на мысль о дожде, черепице, камнях мостовой: по ней ни за что не угадаешь, что Греи – из высшей знати, что мы близкая родня королеве. «Гарри Герберт, Гарри Герберт, Гарри Герберт…» Буду думать о нем, только о нем. Пусть Гарри Герберт займет все мои мысли – пусть не останется места ни для сестрицы Джейн, ни для отца, без которого я словно с дырой внутри.
Стыдно вспоминать, как я раньше завидовала Джейн. Ее вечно ставили мне в пример. Я только и слышала: твоя старшая сестра – настоящее чудо, образец ума, образец благородства, вот какой должна быть девушка! И умирала от зависти. Теперь страшно по ней скучаю – стараюсь не вспоминать, чтобы совсем не расклеиться. Нет, буду думать о чем-нибудь другом! В конце концов, мне четырнадцать, а о чем положено думать в этом возрасте? Конечно, о любви! «Гарри Герберт, Гарри Герберт, Гарри Герберт…» И вообще, первой красавицей в семье всегда называли меня! А судя по судьбе моей бедной сестры, красивой быть лучше, чем умной и благородной. Безопаснее.
Я раскидываю руки и кружусь, притворяясь, что не слышу Джейн Дормер, которая, подобрав пышные юбки, уже спускается с крыльца. Смотрю в небо, на серебряную монетку солнца за облачной вуалью. «Гарри Герберт, Гарри Герберт, Гарри Герберт…» Пытаюсь вообразить своего мужа – но уже семь месяцев я его не видела, и его лицо померкло, превратилось в отдаленное воспоминание. Но до сих пор помню, как от него пахнет – миндалем. Впервые я увидела его в день свадьбы. Я была тогда страшно зла, вообще не хотела выходить замуж – все еще оплакивала несчастную любовь к одному кузену. Сейчас уже и не помню, как он выглядел, этот кузен, а тогда казалось, что умру от тоски по нему.
Сестрица Джейн всегда говорила: ты слишком поддаешься чувствам, будь осторожна, иначе однажды это доведет тебя до беды. Что ж поделать? Когда приходит любовь, захватывает тебя и возносит к небесам, так что голова кружится от восторга, как ей противиться? Это я и почувствовала, когда в первый раз увидела Гарри Герберта – в зеленом шелковом дублете под цвет зеленых глаз. Гарри Герберт не сводил с меня взгляд – и у меня сердце заколотилось. А едва он мне улыбнулся, бедный кузен был забыт.
Подходит Джейн Дормер. Я перестаю кружиться и хватаюсь за ее руку, чтобы не упасть. На лице у нее такое выразительное неодобрение, что я покатываюсь со смеху.
– Вот уж не знаю, что тебя так развеселило, Кэтрин! – говорит она и, отвернувшись, прижимает кулачок к губам. Кажется, она хотела сказать что-то еще, но передумала.