В тени баньяна - стр. 36

– Мы скорее наловим лягушек в пруду. – Он подмигнул мне, намекая на вчерашний случай с лягушкой.

– Оак-оак-оак, – заквакал папа, подражая доносящемуся издалека пению лягушек.

– А ну перестаньте, оба! – осадила их мама.

Близнецы и Радана, услышав слово «лягушки» и папино кваканье, принялись прыгать по комнате на руках и ногах. Мы дружно прыснули, и громче всех смеялась Тата. И вдруг ее смех перешел в плач.

– Мы ведь больше не вернемся домой? – всхлипнула она. – Мы умрем здесь.

Ее всю трясло. Моя царственная тетя, никогда не терявшая самообладания и уверенности в себе, рыдала как маленькая, и никто не знал, чем ей помочь.

Подошла Радана и, приобняв Тату одной рукой, осторожно, как хрупкую куклу, поцеловала ее в щеку.

– Тата болит? – спросила она.

Тата кивнула. Радана поцеловала ее еще раз и изо всех сил подула на Тату – чтобы все прошло.

– Не болит! – объявила сестра, смешно растопырив пальцы, вся такая пухленькая и жизнерадостная.

В маминых глазах блеснули слезы. Взяв мешок с рисом и кастрюлю, она вышла из комнаты.

Комната погрузилась в темноту, горел только огонек от половинки свечи, которую папа принес из молитвенного зала. Пока мы устраивались на ночь, я ощущала присутствие духов. Их тени делили печаль с нашими тенями, их вздохи повторяли наши мысли. Знает тот, кто учится, находит тот, кто ищет…

«Рами, – звали меня голоса. – Проснись, Рами, проснись…» Я открыла глаза и в темноте увидела над собой папино лицо.

– Проснись, милая, – прошептал он. – Я хочу показать тебе кое-что. Пойдем… пока оно не исчезло.

Сев на постели, я протерла глаза. Папа придержал для меня край москитной сетки, а когда я выскользнула из-под нее, взял меня на руки и на цыпочках направился к выходу.

Мы вышли в серо-синий сумрак. Темный наряд рассвета окаймляли полосы тумана. Земля была сырой, воздух хранил память о дожде. Теперь и я вспомнила: дождь приходил ночным гостем, разбудил меня стуком, а когда я уснула, незаметно прокрался в мой сон.

Папа опустил меня на землю, и мы двинулись, держась за руки, сквозь пористый туман. Холодный воздух, проникая в ноздри и легкие, будил меня. Я огляделась по сторонам. Все замерло. Через открытые двери и окна школьных зданий виднелись москитные сетки и чувствовалось глубокое, стройное, точно всем им снился один и тот же сон, дыхание спящих. Казалось, кто-то заколдовал это место, окутав его безмятежностью.

Мы подошли к молитвенному залу и словно очутились в том мифическом заоблачном королевстве из «Реамкера». Ленты тумана оплетали колонны и балюстрады, взвивались к потолку и спускались к пруду, где сворачивались подвижными кольцами – такие остаются в воздухе от пламени, изрыгаемого драконами.

– Похоже на Аютию, – прошептала я, боясь, что от звука моего голоса все исчезнет. Я не нашла страницу, которую вырвала из «Реамкера». Должно быть, она выпала из кармана по дороге. Впрочем, она мне была не нужна. Я видела перед собой настоящую Аютию. – Как же красиво.

– Невероятно, правда? – Папа сжал мою руку. – Вот зачем я привел тебя сюда. – Он медленно выдохнул, и пар изо рта смешался с туманом. – Тот, кто видит рай в воображении, наделен даром, а тот, кто увидел его наяву, родился заново.

– Так значит, это рай? – Я моргнула, стряхивая остатки сна.

– Во всяком случае, его отражение. Если кто-то увидел это отражение на земле, значит, есть и настоящий рай. – Папа перевел взгляд на двух змей, высеченных на балюстрадах. – Нага – от слова