В связи с особыми обстоятельствами - стр. 35

Для этого требовалось, как минимум, самому пулеметчику переместиться в соответствующее положение. То есть – встать и перебежать (перепрыгнуть, перекатиться…) в нужное место.

Только вот, в таких случаях, надо делать что-то одно.

Либо вскакивать, либо за оружие хвататься.

Немец (надо отдать ему должное) врубился достаточно быстро. Рукоятку пулемета отпустил и на ноги вскочить попытался. Но пару секунд он на этой заминке потерял… Вот, если бы он сразу в сторону сиганул, на ноги вскочивши – шанс имелся. И немалый. Мог он тогда попробовать станкач развернуть.

Хотя – навряд ли.

Развернуть-то мало, надо ещё и затвор взвести – а это тоже пара секунд. Впрочем, если пулемет уже к стрельбе готов…

Тогда уже капитану стало бы кисло – перепилить его очередью немец мог запросто.

Но не успел фашист этого сделать.

Стрелять у него уже не получалось, но шанс (хоть и небольшой) спасти свою шкуру – он ещё имел.

По крайней мере – от укола штыком он увернулся. И дистанцию разорвал, не достать его уже по-тихому.

Рвани он сейчас в кусты и неизвестно, что в итоге получилось бы. Ведь мог и сбечь – поди, погоняй его по лесу. Поскольку стрелять капитан не хотел категорически, опасаясь участия в деле прочих солдат, до поры пока сидящих в неведении. А у страха глаза велики, и скорости ногам он прибавить вполне может. Да и заорать мог немец, привлекая к себе внимание остальных засадников. Тогда уж точно не до догонялок бы стало.

Но побежать в глухой лес, откуда только что выскочил человек, легко разделавшийся с его товарищами, фашист, надо думать, побоялся. Мало ли… а вдруг, там их ещё целая куча сидит?

Вот и рванул первый номер во все лопатки.

Куда?

Да, к своим же и побежал.

Там друзья, они помогут и прикроют.

Видать, не до конца он все же проснулся… чисто на рефлексах действовал.

И только сделав несколько шагов, спохватился пулеметчик – что-то не так…

Правильно.

Ибо эти самые шаги вынесли его из кустов. И стал он весь из себя открытый и хорошо видимый – не защищал и не скрывал его более лес.

А раз так – то и от огня вражеского прятаться негде. Не прикроют его спасительные веточки, не помешают противнику листики и травинки, фигуру беглеца скрывающие. Трава густая, это так, но ведь невысокая – до пояса не доходит. Бегущего человека не скроет. Вот ползущего – может и очень даже неплохо.

Неизвестно, что там успел подумать солдат.

Ибо, плюнув на скрытность, вскинул Алексей винтовку и влепил беглецу пулю между лопаток.

Потому, как летел весь замысел к такой-то матери!

Немец, мало, что очумевший с испугу, так уже и за пистолет схватился, ещё пара секунд – и пальбу бы открыл. И все, сливай воду – остальных фашистов после такой побудки, врасплох не застанешь…

Да и после винтовочного выстрела – там, поди, самый заспанный соня уже глаза продрал.

Облом-с… как в старорежимные времена говаривали.

Дед Миша такие словечки частенько использовал. Ну, ему-то простительно, он ещё при царе службу начинал, до офицера выслужился. Вот и привык… среди дворян там всяких…

А теперь и командир Красной Армии такое сквозь зубы шепчет, совсем уже распустился!

Нырнув в траву, Ракутин быстро дополз до лежащего пулеметчика и, ухватив его за руку, потащил тело к кустам. Предусмотрительно не поднимая головы…

Дом-то – тот пониже пригорка будет, не рассмотреть оттуда ползущего по густой траве человека.