В стране линдвормов - стр. 9

– Вот и всё, Мортимер, – прошептал я.

Сейчас я поднимусь по двум лестницам и войду в нашу комнату, думал я, стоя в подъезде. Кругом темнота – в мастерской хотя бы были керосинки на потолке. Я поднимусь по двум лестницам, открою дверь и сразу же всё скажу. Тюра возьмёт палку, побьёт меня, а потом всё кончится. Потом мы с Мортимером ляжем, и я, может, буду плакать, потому что палка бьёт больно, но я буду плакать и от радости, потому что худшее позади. Утром, когда я проснусь, спина у меня будет в синяках. Я встану, и будет больно, но я обрадуюсь этим синякам. Потому что синяки означают, что худшее позади.

Всю дорогу до дома Мортимер молчал, а у дверей посмотрел на меня блестящими от страха глазами. И сказал – он, который почти никогда ни за что не просил прощения:

– Прости меня, Самуэль.

– Ты не виноват, – ответил я. – Всё вышло случайно. Пошли.

И я поднялся на второй этаж, в нашу комнату. Мортимер шёл следом. На первом этаже я услышал, как ссорятся соседи; где-то наверху кричали дети. Во дворе кто-то пел. Когда мы поднялись на второй этаж, я сразу открыл дверь.

Тюра с мокрыми от пота волосами лежала в кровати. Пламя вовсю горело в лампе, хотя это и было расточительством. В комнате стоял сильный запах, но пахло не полиролью. Запотевшее окошко плакало. Тюра подняла голову, и лицо у неё перекосилось от злости.

– Явились, – проскрежетала она. – Где вас носило?

– Мы потеряли деньги, – ответил я, потому что уже решил, что именно так и сделаю. Скажу сразу, чтобы всё побыстрее кончилось.

Тюра уставилась на меня. Понять, о чём она думает, было невозможно. Наконец она спросила:

– Что-что вы сделали?

– Потеряли деньги. Которые получили от старшего мастера. Двадцать пять эре. Монета упала в реку.

Тётка со стонами выбралась из кровати. Палка – гнусная, отвратительная палка, которая обычно бывала засунута за комод, – стояла теперь прислонённая к изголовью кровати. Тётке она, конечно, была нужна, чтобы ходить. Сжав клюку, Тюра, хромая, приблизилась к нам и, не говоря ни слова, сунула руку мне в карман штанов. Потом – в другой карман. Значит, она всё-таки думала, что я утаил монету. Припрятал, чтобы купить себе конфет.

– Я правду сказал. Мы остановились на мосту поговорить…

– О чём?

Я колебался, зная, что она не поверит моему рассказу о говорящей крысе. Если я выступлю с этой историей, она только пуще разозлится. Нет, про Чернокрыса лучше не упоминать.

– Ни о чём особенном. Я только хотел убедиться, что монета всё ещё в кармане у Мортимера. Когда он полез проверять, она выскользнула и упала в воду.

Тюра прищурилась:

– В кармане у Мортимера?

Я кивнул.

– Ты что, разрешил брату нести монету?

– Да.

– Почему?

– Чтобы… чтобы порадовать его, – промямлил я.

– Порадовать?

Я снова кивнул.

Тюра долго стояла молча, полуоткрыв рот, как будто не могла уразуметь услышанное. Потом вдруг обыскала карманы Мортимера, но и там ничего не нашла. И ей пришлось поверить, что монета упала в воду. Губы у неё сжались, глаза выпучились.

– Как ты мог? – закричала она. – Как ты мог доверить ему деньги? Он же ещё маленький!

– Может, пойти поискать? – торопливо сказал я. – Ну, то есть завтра утром?

Тюра хрипло, горько рассмеялась:

– Поискать? Ты что, умеешь плавать?

– Нет, – прошептал я.

Я смотрел, как её рука крепче обхватывает клюку, как проступают костяшки под тонкой кожей.