В стране линдвормов - стр. 2

Вы, может, скажете, что я скверный человек, раз у меня такие мысли. Не знаю. Знаю только, что очень люблю своего брата. Если бы кто-нибудь стал его обижать, я бы не сдержался. И ещё мне казалось несправедливым, что он целыми днями должен работать не покладая рук. Пусть бы он играл хоть иногда. По вечерам, когда с посудой бывало покончено, мы с Мортимером так уставали, что просто валились на матрас. Лежали там, в углу, прижавшись друг к другу, и я шептал ему:

– А давай как будто мы ужасно устали.

– Давай, – отвечал он.

– Потому что весь день играли, – говорил я. – Играли с самого утра.

– Да!

– И так заигрались, что забыли отдохнуть.

– Да, здорово было. Я устал и хочу спать. А завтра опять побегу на улицу.

– Спокойной ночи, Мортимер.

– Спокойной ночи.

И он засыпал. А я ещё какое-то время лежал без сна, глядя в окно. Смотрел в небо, на белую луну, и думал о чём хотел. Я мало что помнил из того времени. Из времени, которое было до тёти Тюры, до приюта. Помню только две вещи.

Первое – что у нас были другие имена. Не Самуэль и Мортимер. Нас звали Сем и Иммер. Хотя, когда мы стали жить у тёти Тюры, она сказала, что это не так. Что нас всегда звали Самуэль и Мортимер, а Семом и Иммером нас, наверное, кто-то прозвал. Потом тётя Тюра наложила запрет на прежние имена. Не надо цепляться за прошлое, говорила она, тем более что эти имена ненастоящие.

Но я всё равно думал, что Сем и Иммер – наши настоящие имена. Как будто так зовут двух мальчиков, которые всамделишные мы! Мы просто изображаем Самуэля и Мортимера, чтобы тётя Тюра не разозлилась.

Второе, что я помню, – это как я сидел на кухне у кого-то на коленях, и этим кем-то, наверное, была моя мама. Я не помню её лица, зато помню, как она говорила мне:

– Ты живёшь у меня в сердце.

Я спрашивал:

– Твоё сердце – это дом?

– Да, – отвечала она, – красный домик, и в нём две комнаты. Иммер тоже там живёт.

Я прижимался ухом к её груди и слушал:

– Там что-то громко стучит!

И она, смеясь, объясняла:

– Сем и Иммер прыгают на кровати.

Как часто я вспоминал эти слова! И как часто мне хотелось в домик, где мы когда-то жили. Хотелось сильно, до боли. Каждый день я страшно уставал, но иногда по нескольку часов не мог уснуть. Всё плакал и плакал, потому что не жить нам больше в том красном домике. Мы теперь живём у злой тётки Тюры в уродливом доме из серого камня. А ведь тот красный домик – наш настоящий дом, так же как Сем и Иммер – наши настоящие имена.

Однажды – это было не так уж давно – я плакал и случайно разбудил Мортимера.

– Ты чего плачешь? – спросил он.

– Мне грустно.

– Почему?

– Потому что мы с тобой живём у тётки Тюры. Потому что нам нельзя играть. А ещё потому, что мне нельзя называть тебя Иммером.

– А почему ты хочешь называть меня Иммером?

Я сел на матрасе. Луна светила холодно, меня пробрала дрожь. Я знал, что Мортимер, когда мама с папой умерли, был очень маленьким и ничего не помнит. В ту ночь именно это показалось мне ужасным. Что воспоминания есть только у меня. А вдруг я всё забуду? Потому что если тебе не с кем разделить воспоминания, то откуда тебе знать, что они настоящие?

– Слушай меня, – сказал я и обнял Мортимера. – На самом деле тебя зовут не Мортимер. Тебя зовут Иммер. А меня Сем. Понимаешь? Так нас называли мама с папой. Когда мы ещё жили в красном домике. И целыми днями играли.