В шаге от окна - стр. 11
Из комы меня вытащили 13 января, на 8 день. Врач позвонил маме:
– Здравствуйте, Ваш сын уже 8 дней в коме. Мы проводим все необходимые процедуры, что бы он поправился, но нужно его оттуда доставать.
– Здравствуйте, а как это можно сделать? Как он?
– Все так же, стабильно-тяжелое состояние. Но его состояние оглушения вызывает беспокойство, время не на нашей стороне сейчас. После 8 дней могут наступить необратимые изменения. Нам нужно Ваше устное согласие на «агрессивную терапию».
– Да, конечно, мы согласны!
Что такое агрессивная терапия – никто не знает. Скорее всего, это экстремальный эксперимент с наркозом и выведением, либо применение радикально сложных препаратов. Риск, по-видимому, был велик из-за сильного истощения организма и проведение ряда мероприятий требовало согласия. Но это только моя теория, про «агрессивную терапию» я узнал намного позже, когда находился в другом отделении. Самое главное, у них получилось, меня выдернули назад, в новую реальность, пусть это я осознал и не сразу. Сложно разделить время на до и после, поскольку видения в коме были очень реалистичным сном. Главное отличие, которое я понял спустя месяц, это люди вокруг меня и обстановка. С какого-то момента окружающая сказка закончилась и все чаще действия происходили в палате, отличались исключительно стены. Стал видеть врачей, видел их лица. У них постоянно менялась униформа и бейджи, но окончательно придя в себя, я узнал большинство из них. Кроме одного…
Звали его Дмитрий Алексеевич, невероятно добрый и заботливый врач. Единственный кто всегда понимал, чего именно я хочу, мог перевернуть меня в удобное положение или поставить мне капельницу. Несколько дней он был, а потом просто исчез. После того как я окончательно пришел в себя, я спрашивал у персонала, не знают ли они его. Может среди мертвых есть кто-то похожий внешне, но все ответы были отрицательные. А у меня к нему до сих пор много вопросов. Главный из них, кто он и почему оказывал такую невероятную поддержку?
В середине января меня снова перевели в другое отделение, поскольку пневмония отступила и следует заняться профильным врачам. Так я переехал в реанимацию неврологии. Утром, когда родители решили приехать к новым докторам и пообщаться о моем текущем состоянии, мама позвонила в клинику:
– Здравствуйте, к Вам вчера пациент поступил, он находится в реанимации, возможно, приехать к нему?
– Здравствуйте, а его у нас уже нет, увезли утром.
– Как, куда? – она сильно испугалась.
– Назад, в пульмонологию, давайте я Вам номер дам?
– У нас есть, спасибо.
После этого она сразу позвонила заведующему пульмонологией А..
– Здравствуйте, а его вернули Вам? Что-то случилось?
– Состояние немного ухудшилось, снова поднялась температура, уже сбили. Лежит на своей счастливой кровати.
– А можно к нему приехать?
– Конечно, приезжайте. Теперь, пока мы не будем полностью в нем уверены, мы его никому не отдадим.
Моя кровать снова стала моей. Окружающий мир оказался чуть более знакомым и я все отчетливее воспринимал родителей и медиков. Начал даже запоминать их имена и лица. Общаться было тяжело, трубка в горле8 мешала нормально разговаривать, а писать я не мог. Хотя одну попытку с планшетом мы все же предприняли. Жизнь постепенно ко мне возвращалась, а дни шли незаметно. Постепенно я приходил в себя.