В сердце ельника - стр. 3
– Тук-тук, кто в кабинете живёт? – пропела свою любимую приговорку, которая очень хорошо отражала реальность.
– Ядвига! Ягодка! Ох, присаживайся. – Мой непосредственный начальник Крутогоров Николай Павлович застыл, словно нашкодивший школьник, и всё-таки отхлебнул из горлышка коньяка. Лоб его весь покрылся испариной, и под глазом дёргалась жилка. Обычно он был спокоен как удав и походил скорее на пастыря, чем на руководителя следственного комитета со своими русыми волосами, карими глазами, несколько круглым лицом и вечной полуулыбкой. – Да-да, знал, что ты не устоишь. Но у нас тут сыр-бор, насаемся как угорелые, с одной стороны наседают родители, с другой пресса, с третьей опека, и я даже не знаю, что тебе сказать, дорогая.
– А что опеке надо?
– Парашютист – Теремков Тимофей, мальчик с синдромом Дауна. Если выявится буллинг, поднимется такая шумиха, что лавочку быстренько прикроют.
– Они хотят лишить школу лицензии? – Я напряглась, понимая, каким это станет ударом для Андрея и Марины. Из-за этого дела «Ельник» и так ждёт удар по репутации, но через год, а то и пол все потихоньку успокоятся.
– Как пить дать, Ягодка, как пить дать. Каков прецедент! Ель давно игрались со огнём, открыто высказывая свои политические взгляды и излишнюю толерантность. В них вцепятся и знатно попьют кровушки. Помяни моё слово. Фэмили-фрэндли школа погубила солнечного мальчика! Тьфу, язык сломаешь.
– А что такой ребёнок вообще делал в школе? Андрей несколько раз говорил, что они не коррекционка и готовы рассматривать в качестве кандидатов только детей с аутизмом. И то с приемлемым уровнем социализации.
– У него мама учитель. Классный руководитель его десятого класса! – Крутогоров, положив локти на стол, придвинулся ко мне ближе: всегда так делал, когда хотел сообщить доверительную информацию: – А ещё на стене при подъёме на крышу обнаружили надпись красной краской: «Мама мимо!»
Вот-те раз, это действительно была любопытная информация. Возможно, помимо буллинга вскроются сведения о домашнем насилии. Или о взятке.
– А он точно сам спрыгнул?
– Вот, вот за это и люблю тебя, Ягодка! – Крутогоров, улыбаясь, погрозил мне пальцем, словно внушая, чтобы и дальше не разочаровывала. – В том-то и дело, что нет. Мутно всё. Нашли его упавшим лицом вверх – уже так-то не типичная поза для парашютиста. Но синяков на руках нет, следов удара ногой в грудь – там крупный такой пацан, от лёгкого толчка едва ли шелохнется – тоже не обнаружено. Ну и по классике жанра, никто ничего не видел, не слышал.
– Получается, опрос свидетелей уже проводили? – Подалась вперёд, испытывая смесь интереса и лёгкой досады. Задавать провокационные вопросы и выуживать правду было моим излюбленным занятием.
– Да так, по верхам. Он в полёт отправился в начале седьмого урока, а это пятница, там уже ни учеников, ни учителей толком не было. Обнаружил его директор. – Крутогоров сплëл пальцы и подвигал ими, собираясь с мыслями. – На место Солнцева выехала со своими молодцами Ветровым и Орловым, а они, ну ты знаешь, заморачиваться не мастаки: распределяют обязанности и быстренько общую картину преступления стряпают. А в классе всё-таки десять человек! Вернее, девять, не считая Теремкова, да классный руководитель. Там точно есть в чём покопаться. – Крутогоров уставился на меня, улыбаясь криво, но участливо.