В сердце Антарктики - стр. 63

В 14 часов «Нимрод» подошел опять к мысу Флагштока, чтобы начать выгрузку. Я решил, что теперь можно уже выгружать и инструменты, требующие более осторожного обращения, научные приборы, хронометры и все личное снаряжение. Члены экспедиции, находившиеся на борту, сами занялись выгрузкой этого ценного имущества с судна на вельбот, который отправился в Переднюю бухту. Дэй, Уайлд, Адамс и Маршалл, бывшие на берегу, явились теперь на судно, чтобы собрать свои вещи и написать письма домой. Макинтош и плотник оставались на берегу, последний все еще возился с постройкой дома, быстро приближавшейся к концу. После полудня мы продолжали выгружать уголь в Передней бухте, которая теперь опять освободилась от льда, и все наше внимание было всецело направлено на это дело.

Около 17 часов 18 февраля пошел снег, поднялся легкий северный ветер. Временами шлюпку было плохо видно с судна, поэтому команда ее получила инструкцию всякий раз пережидать у берега, пока не пронесется снежный шквал и судно не сделается опять ясно видным. В 18 часов, как раз когда шлюпка пришла за следующим грузом, ветер вдруг переменился на юго-восточный и значительно усилился. Вельбот тут же подняли на палубу, «Нимрод» отошел от берега, миновав несколько огромных льдин. Об одну из них он ударился винтом, но, к счастью, без дурных последствий. Уже через каких-нибудь полчаса завывала ужасающая буря, и все признаки земли как на востоке, так и на западе исчезли из-за сильнейшей метели.

Я находился в это время на судне. Мы пошли на юг по направлению к кромке неподвижного льда, но «Нимрод» плохо подвигался вперед против сильного ветра и коротких высоких волн. Чтобы сберечь уголь, я решил дать машине слабый ход, стараясь по мере возможности сохранить наше прежнее положение в проливе, хотя, конечно, нас должно было отнести несколько к северу.

Всю ночь яростно бушевала буря, скорость порывов ветра достигала временами не меньше ста шестидесяти километров в час. Ветром срывало верхушки волн. Брызги летели на палубу, на мачты и снасти судна и моментально замерзали, борта судна были также покрыты толстым слоем льда.

Скоро все ящики и сани, лежащие на палубе, тоже покрылись толстым ледяным слоем; температура упала ниже —32° С. Харборд, стоявший на вахте, приложил свисток к губам, чтобы вызвать команду, и вдруг почувствовал, что металл свистка прилип к губам, таково было действие низкой температуры. Большую часть ночи я провел на мостике в надежде, что буря уляжется. Надежда эта не оправдалась, и в 8 часов на следующее утро 19 февраля буря свирепствовала еще сильнее. В утренние часы температура достигала —26,7° С, а затем держалась все время ниже —24,5° С. Судно испытывало сильнейшую качку, но, если принять во внимание состояние моря, а также малую осадку судна, оно все же обнаруживало большую остойчивость. До некоторой степени это зависело от того, что грот-мачта была укорочена. На руле приходилось держать все время двух человек – рулевая лопасть сильно выставлялась из воды, и руль получал такие удары волн, что когда у штурвала оказался только один матрос, он от удара волны перелетел через рулевые цепи к самому борту судна. Временами наступало короткое затишье, волны не так часто били в руль. В результате рулевое управление оказалось сплошь забитым льдом и совершенно перестало действовать. Чтобы как-нибудь поправить дело, рулевым приходилось постоянно вращать штурвал и класть руль то на правый, то на левый борт. Но при всех их стараниях рулевое управление продолжало обмерзать; все время кому-нибудь из команды приходилось стоять рядом и скалывать лед длинным железным ломом. Пурга слепила глаза, было совершенно невозможно различить что-либо в нескольких метрах от судна; вдруг совсем близко от наветренного борта «Нимрода» вынырнул огромный айсберг. К счастью, руль в это время оказался в порядке, судно послушалось, и столкновение было предупреждено.