В руках Ирбиса - стр. 39

– Нет. И не пытайся себя убедить, что действительно хочешь этого. Не забывай, что я присутствовала на твоём эксклюзивном экзамене, и прекрасно знаю, что ты не из тех, кто сдаётся. Давай так, пока ты не придёшь в себя, займёшься тем, что у тебя лучше всего получается – уколами и швами.

– Как скажете.

Когда Павел вёз меня в дом Виктора после рабочего дня, у меня наконец появилось время подумать. Мой немногословный водитель прекрасно знал, что в его присутствии я всегда не в настроении и общаться с ним не собираюсь. Причину он тоже прекрасно знал – мне не о чем было говорить с человеком, докладывающим Виктору о каждом моём движении и слове. Было странно, что Павел недоволен этим фактом. Ему бы радоваться, ведь чем меньше мы общаемся, тем выше его шанс больше никогда не оказаться на складах. Сейчас он посматривал на меня в зеркало заднего вида, будто собираясь заговорить, но одного моего взгляда хватило, чтобы он понял, что я просто его растерзаю. Именно в тишине машины я поняла, что меня тяготит – я больше ничего не решала и не могла распоряжаться своей жизнью. Раньше я упорно этому сопротивлялась, но события последних недель меня сильно подкосили. Самым паршивым было то, что даже пытаться не хотелось. Дом – работа, работа – дом. Отличный маршрут моей жизни, за которую боролись столько людей, но не я.

Снова перевела взгляд на зеркало заднего вида. Смертник Паша всё же не угомонился, я поймала момент, когда он резко отвёл взгляд с моего отражения на дорогу. Может сказать Виктору, что он ко мне пристаёт, только как-то не хочется реально становиться повинной в чьей-то смерти, ну или инвалидности. Чёрт. Я же никогда не была кровожадной. Человек просто выполняет свою работу, делая то, что ему приказали, а не как некоторые, сначала втёрлись в доверие, чтобы потом уехать по делам, забрав с собой мою кошку. Интересно, неужели Шмель ни разу не поинтересовался как у меня дела. Если это так, то видеть его ни в качестве няньки, ни надзирателя я не желаю. Пусть его сошлют на склады, с глаз долой. И снова накатила непонятная злость. Или это не злость?

– Останови у ближайшей аптеки. – Обратилась к так и не угомонившемуся Павлу.

– Вам плохо? – Вот зачем он выкладывает себе дорожку на склады? Видит же, что я не в настроении. И неужели нельзя было задать вопрос как-то по-другому, а не так, что у меня внутри всё окончательно скрутило. – В смысле, у вас что-то болит? – Вовремя поправился, заметив моё поганое настроение. Даже как-то приятно, что он побаивается меня. Ладно, не меня, а Виктора, и того, что он может с ним сделать, если я поведу себя как сука, что очень, очень, очень сильно хочется сделать.

– Не твоё дело.

– Виктор Кириллович велел сразу после работы везти вас домой. Остановки не желательны.

– Неужели.

– Остановки только в экстренных случаях. – Говорит, а сам нервно сглатывает, уже понимая, что я завелась, как и тогда под дождём, и теперь пойду до конца, что обязательно закончится плохо.

– Начавшиеся месячные достаточно экстренный случай?

– Скоро будем проезжать небольшой торговый центр там есть аптека. – Произнес, предварительно прочистив горло, попутно набирая сообщение на телефоне. Интересно, Виктору, или машине с охраной, которая едет за нами.

Виктор так и не угомонился со своей паранойей. Мне же после встречи с Ирбисом в туалете его офиса уже не страшно, даже если она мне привиделась. Тошно, гадко, но не страшно. Хотя это может быть из-за того, что я не помню большую часть этой встречи. Только его прикосновения, вкрадчивые, обманчиво нежные. И сразу контрастом в голове другие его прикосновения, жадные, грубые, жестокие, впивающиеся не только в кожу, но и в нервную систему.