В постели с Елизаветой. Интимная история английского королевского двора - стр. 26

Тем не менее слова Кэт Эшли задели Елизавету; когда через несколько дней ее посетил Бройнер, он нашел ее «несколько удрученной» и «окруженной прошениями выйти замуж». Как королева сказала послу, она «скорее умрет, чем ее страна понесет ущерб или потерю» и потому готова выйти даже «за самого низкорожденного своего подданного, лишь бы не давать повода дурно думать о ней».[161] Камер-фрейлины поведали Бройнеру, что королева пребывает «в меланхолии», спала ночью «не более получаса» и проснулась «бледная и слабая».[162] Вскоре после того у Елизаветы начался сильный жар.[163] Французский посол назвал болезнь fiebre quartre, лихорадкой, которая появлялась раз в четыре дня, и сообщил, что у врачей королевы «большие сомнения в ее выздоровлении».[164] Сразу поползли тревожные слухи. «Я наказал нескольких, – писал в середине августа графу Бедфорду один крупный девонский землевладелец, – за толки о смерти ее королевского величества; так же, насколько мне известно, поступили и другие в других частях графства».[165]

Де Квадра, испанский посол, вскоре пришел к выводу, что Елизавета неискренна. Она, как писал де Квадра, «только что дала 12 тысяч фунтов лорду Роберту на расходы». Де Квадра считал, что Елизавета «коварно обращает общее мнение к своей выгоде, так как стремится успокоить католиков, которые желают этого союза, и удовлетворить всех, кому не терпится выдать ее замуж и кто смущен ее поступками».[166] Однако через несколько дней, к удивлению посла, ему снова подали надежду. Де Квадре нанесла неожиданный визит сестра Роберта Дадли, леди Мэри Сидни. Мэри, рыжеволосая ровесница королевы, была образованной, хорошенькой и политически подкованной молодой женщиной. Они с Елизаветой были знакомы с детства, а после того, как ее брат стал фаворитом, особенно сблизились.[167] В день коронации Елизавета назначила Мэри камер-фрейлиной «без жалованья»; впоследствии она служила королеве в перерывах между родами (у Мэри было пятеро детей). Помимо того, она управляла Пенсхерст-Плейс, фамильным имением в Кенте, и поддерживала своего мужа, сэра Генри Сидни, в Ирландии и на болотах Уэльса.[168]

Придя к испанскому послу, Мэри сказала, что Елизавета передумала: она все же решила выйти замуж и хочет, чтобы ее брак с эрцгерцогом Карлом «был устроен побыстрее».[169] Говоря по-итальянски – Мэри бегло говорила на нем, – она заверила посла, что действует с ведома королевы; под страхом смерти она не сказала бы ничего подобного, если бы это не было правдой. Она просила де Квадру начать с королевой переговоры о браке и предупредила, чтобы он не сомневался, видя нежелание Елизаветы, потому что «у наших дам в обычае не давать своего согласия в таких делах, пока их не упросят».[170]

Слова Мэри Сидни подтвердил сэр Томас Парри, казначей двора; он сообщил де Квадре, что королева накануне вечером вызвала к себе его и леди Сидни и сказала, «что свадьба стала необходимой».[171] По их мнению, Елизавета решилась вскоре после того, как был раскрыт заговор с целью отравить королеву и лорда Роберта на банкете, который устраивал граф Арундел. По словам де Квадры, «королева была сильно встревожена», и этот заговор «вместе с французскими приготовлениями к войне за Шотландию, похоже, вынудили королеву решиться на брак».