В поисках христиан и пряностей - стр. 59

Принимаемая отдельно, каждая пряность имела особое фармацевтическое назначение. Под вывеской со ступкой и пестиком аптекари растирали свои засушенные сокровища, готовя микстуры, таблетки или пастилки, и рекламировали результат как чудодейственные снадобья и добавки для укрепления здоровья. Черный перец, самая доступная из пряностей, использовался как отхаркивающее, как средство против астмы, а еще для прижигания язв, для противодействия ядам и (если живительно втирать в глаза) улучшения зрения. В самых разных смесях его прописывали (среди прочих множества недугов) от эпилепсии, подагры, ревматизма, безумия, воспаления уха и геморроя. Корица имела почти столь же широкое применение, начиная от сильной лихорадки и кончая дурным запахом изо рта. Мускатным орехом неизменно лечили от вздутия живота и газов, а горячий, влажный инжир был излюбленным средством подстегнуть мужское либидо. Автор одного из многочисленных средневековых руководств по сексу предлагал, чтобы мужчина, которому доставляет беспокойство «малый член» и «кто хочет сделать его великим или укрепить его перед коитусом, пусть натрет его перед соитием тепловатой водой, пока он не покраснеет и не вытянется от притока крови и соответственно жара; затем следует помазать его смесью меда с имбирем, втирая ее умеренно. Затем пусть соединится с женщиной, и он доставит ей такое удовольствие, что она станет возражать против того, чтобы он с нее сходил» [189].

Помимо обычных кулинарных специй, оптовые бакалейщики и местные купцы поставляли экзотический набор растительных, животных и минеральных диковин из дальних уголков земли. Их тоже относили к специям, и многие полагалось вдыхать.

Средневековые мужчины и женщины были не такими уж немытыми, как считает расхожий фольклор, но жизнь того времени несомненно воняла. Едкую вонь кожевен и плавилен ветер доносил в жилые кварталы людей состоятельных. Сточные воды бежали по улицам или застаивались там же, смешиваясь с домашними отбросами и навозом, копавшихся тут же свиней и скота, гонимого на рынок. Полы в домах застилали тростником или соломой и посыпали сладко пахнущими травами, но малоприятные жидкости все равно скапливались под ногами. Во время путешествия в Англию великий голландский гуманист Эразм Роттердамский подметил, что тростник обновляют «столь скверно, что нижний уровень остается нетронутым иногда до двадцати лет, скрывая в себе мокроту от отхаркиваний, блевотины, мочу собак и людей, пролитый эль, куски рыбы и прочие мерзости, которые не достойны упоминания. Всякий раз, когда меняется погода, поднимаются испарения, которые я считаю весьма пагубными для здоровья» [190]. Единственным способом побороть крепкие дурные запахи были крепкие приятные запахи, и едкие пряности жгли как благовония, капали на себя как духи и рассыпали по комнатам, чтобы создать ароматное убежище. Для тех, кто мог себе их позволить, дорогостоящие ароматы были самыми умиротворяющими: к наиболее ценимым ароматическим веществам относились благовония, такие как ладан или мирра, или смолы мастикового и бальзамового дерева, а еще более редкие ароматические выделения животных, как, например, кастореум (струя бобра), мускус виверы или малого гималайского оленя.

Все знали, что вонь – это зло, но мало что предпринимали, чтобы ее устранить. Зато один медицинский предрассудок превратил тягу к экзотическим ароматам в полномасштабную наркотическую зависимость, – и это была уверенность в том, что дурные запахи переносят эпидемии, включая саму Черную смерть