В погоне за счастьем - стр. 11
– Почему с плащом? – спросила я.
– Мне нужно возвращаться в аэропорт, – сказал он.
– Но ты ведь только два часа как приехал, – возразила я.
– Завтра у меня очень важная встреча, – смутился он. – Собеседование. Я сейчас… ээ… без работы.
Я перехватила взгляд Мег, умоляющий не выдавать ее. Воистину семейная жизнь напоминает паутину, сплетенную из секретов и мелких заговоров типа «только не говори своему брату…».
– Мне очень больно это слышать, Чарли, – сказала я. – Извини, что я тебе столько всего наговорила. Сегодня тяжелый день и…
Чарли заставил меня замолчать, коснувшись моей щеки легким поцелуем.
– Будем на связи, хорошо? – сказал он.
– Все зависит от тебя, Чарли.
Брат оставил мою реплику без ответа. Он лишь печально пожал плечами и направился к двери. На пороге он обернулся. Мы встретились глазами. Наш молчаливый диалог длился всего долю секунды, но мы успели сказать друг другу: прости меня, пожалуйста.
И в это же мгновение я почувствовала огромную жалость к брату. Он был таким потерянным, побитым жизнью, загнанным в угол, словно олень в лучах направленных на него прожекторов. Жизнь обошлась с ним сурово, и теперь он был воплощенное разочарование. Я искренне сочувствовала ему, по себе зная, каково это – оказаться неудачником. Потому что, если бы не мой сын, меня бы точно нельзя было считать образчиком личного успеха.
– Прощай, Кейти, – сказал Чарли. Он открыл дверь.
Я отвернулась от брата и шагнула в туалет. Когда через пару минут я вышла оттуда, его уже не было, и я вздохнула с облегчением.
Порадовало и то, что гости начали прощаться. Среди них были парочка соседей, какие-то давние подруги матери – хрупкие старушки на восьмом десятке, пытающиеся вести светские разговоры, бодриться и не особо задумываться о том, что их сверстницы уходят из жизни одна за другой.
К трем часам разошлись все, кроме Мег и Розеллы – крупной жизнерадостной доминиканки средних лет, которую я наняла два года тому назад убираться в маминой квартире дважды в неделю. Вышло так, что она стала круглосуточной сиделкой, после того как мама выписалась из клиники Слоун-Кеттеринг.
– Я не хочу умирать в какой-то серой комнате с флуоресцентными лампами, – сказала она мне утром того дня, когда врач-онколог сообщил ей, что надежды больше нет.
– Ты не умрешь, мама, – услышала я собственный голос.
Она потянулась ко мне из постели и взяла мою руку:
– С эскулапами не совладать, дорогая.
– Доктор сказал, что это может длиться долгие месяцы…
Ее голос был спокойным и даже умиротворенным:
– Это если считать от начала болезни. А в моем положении – три недели максимум. И честно говоря, это даже больше, чем я ожидала…
– Но разве не ты учила меня, что нужно всегда, всегда надеяться на лучшее, мама? – О господи, что я несу? Я крепче сжала ее руку: – Я не то хотела сказать. Просто…
Она с укором посмотрела на меня.
– Неужели ты так ничего и не поняла во мне? – сказала она.
Прежде чем я подыскала нужные слова, она нажала кнопку вызова медсестры:
– Я собираюсь попросить медсестру помочь мне одеться и собрать вещи. Так что, если ты оставишь меня минут на пятнадцать…
– Я сама одену тебя, мама.
– Не стоит, дорогая.
– Но я хочу.
– Пойди лучше сделай себе чашечку кофе, дорогая. Медсестра сама со всем справится.
– Почему ты не хочешь позволить мне…? – заныла я, словно подросток.