В Петербурге летом жить можно… - стр. 41
Здесь у нас рестораны строго два раза в месяц. Даже в этом не осталось и намека на любовь. Теперь ты понимаешь, почему и молоденький прыщавый милиционер, который, провожая меня взглядом, присвистнул своему совзводнику, и тот вспоминается мне почти с нежностью.
Продолжаю писать тебе часа через два. Читала рассказы о Шерлоке Холмсе. Слушай, за что все бабы любят этого жуткого типа, пусть даже и в исполнении Ливанова? Загадка, а, Лизавета?
Во-первых, он наркоман. Из кайфа иногда по неделям не вылезает. Во-вторых, ненавидит (точнее, презирает) женщин. Нечто подобное любви испытал только к Ирен Адлер, и то лишь потому, что та сумела обмануть его (ну да ведь и все мужики любят по-настоящему только то, чего не могут взять). И хвастун к тому же. А главное, для него в жизни нет никакой тайны. Все-то он знает: и как китайцы раскрашивают эмалированных рыбок, и какой пепел у какой сигареты, и в каком порту какие накалывают татуировки. Ну, это бы еще ладно, хотя и не верю (разве может умный человек всерьез полагать, что ум зависит от величины головы?). Но он знает и то, как люди любят, ревнуют, завидуют, убивают. Только Ирен и провела его, молодец все-таки. Психолог хренов, пиликающий целыми днями на скрипке. Ненавижу!
Вообще, подружка, тебе не кажется странным, что только дурных и любят? Возьми хотя бы литературу, хотя бы только нашу. Евгений Онегин, Печорин – страшные эгоисты и к тому же убийцы! Любим. Лежебока Обломов – душка! А Штольц… Ну что всем сделал плохого Штольц? Не любим. Левин – порядочный во всех отношениях и умница как будто – скука смертная. А Стива Облонский – обжора, пьяница, развратник… Но ты только произнеси вслух: «Сти-и-ва!» – и тут же невольно улыбнешься.
Впрочем, это не про тебя. Ты со своим Саней век проживешь. Будешь, конечно, изменять иногда, но всегда не с теми и не так. А тех ты тут же начинаешь романтизировать и все безнадежно усложняешь. Глядишь, он уже сам успел перепугаться насмерть и бежит, куда глаза глядят, забыв про все свои напускные странности.
Кстати, я выписала один афоризм из Шерлока: «Не все, что кажется странным, является таинственным».
Ну, прощай, милая, допишу в другой раз, мне пора. Профессор вернулся и уже сопит у двери.
Целую тебя. Твоя Т.
P. S. Если бы этот Холмс все же встретился мне, я бы его обязательно перехитрила и уложила-таки в постель.
Письмо второе: Лиза – Тамаре
Смешная моя Томка!
Ты злишься на персонажа Конан Дойла, я злюсь на автора «Холмса». Что ж, так и будем через океан заниматься литературной перепиской? Вроде бы еще не старухи!
Я приехала с дачи и получила сразу несколько твоих писем. Услышала твой голос, который не меняется. Ты все такая же, и слава богу, просто пересажена на другую грядку. А нервность пройдет. Кабачки сначала зацветут, потом вырастут, потом будут съедены. Надо ждать. Укроп растет всегда, ни с чем не сравнимый запах свежести, ну так это влюбленность! Состояние сезонное, чудное, приправное, к октябрю умрет.
Много проницательного узнала от тебя про свое отношение к Любви (пусть-ка этот кумир повалится – вот уж я расцелую его осколки!). Давай я расскажу тебе сон, который вчера приснился.
Села в трамвай. Зачем? Куда? Не знаю. Надо было. Села и еду.
В вагоне гулянье, будто что-то празднуют. Цыгане не цыгане. Но что-то такое. Еду. Едем по Морской, где трамваев нет, потом мимо Дворцовой, где они есть. Знакомые все места. Через Малую Невку проехали. Рулим по Петроградской. Ларьки, ханыжники с протянутыми бутылками и в олимпийских шароварах.