В открытое небо (основано на жизни французского писателя и летчика Антуана де Сент-Экзюпери) - стр. 27

– Страх как следствие катастрофы?

– Никак нет, господин полковник!

– Но ведь вы безумно любите летать… даже, наверное, слишком.

– Точно так, господин полковник.

– И вас перестали интересовать полеты?

– Никак нет, господин полковник. Ничто не могло бы сделать меня счастливее, чем прямо сейчас сесть в кабину пилота и взлететь.

– А, понимаю! Вы нашли работу в гражданской авиации с лучшим заработком.

– Никак нет, месье.

– Но что тогда?

И Тони вспоминает, как он покраснел, когда произнес:

– Я всем сердцем люблю женщину, на которой собираюсь жениться. Но любить то и другое у меня нет возможности.

Последующие недели оказались странными. Врач уверял, что его самочувствие не может быть следствием ушибов и трещины в ребре, но фокус был в том, что ходить было тяжело, ноги будто бы чугуном налились. Он чувствовал, что попал в ловушку небывалой силы – ловушку земного притяжения и она не позволяет ему отрывать ноги от поверхности земли.

Ему пришлось обратиться к матери за помощью, потому как с деньгами становилось туго. И он счел за благо принять предложение со стороны маминой кузины, Ивонны де Лестранж, поселиться в ее доме, экономя тем самым на аренде жилья.

А вот Луиза, наоборот, просто светилась, и ее радость стала его радостью. Она целыми днями обдумывала, каким будет дом, в котором они когда-нибудь будут жить, и дом этот виделся ей чем-то вроде замка, обставленного по последней моде мебелью в стиле ар-деко, на чердаке которого они непременно будут устраивать поэтические вечера. И очень сердилась на его бессмысленные ответы наобум на ее вопросы, когда она интересовалась, какие шторы он предпочитает: шелковые или шерстяные.

В эти недели ему пришлось почувствовать на себе и враждебность со стороны одного из братьев Вильморен. До его ушей дошло, что его называют не иначе как «ленивец толстокожий». Будущая свекровь опасалась, что он всего лишь охотник за приданым, рассчитывающий прожить за счет семейства де Вильморен. Так что работа превратилась в насущную необходимость, и это сводило его с ума.

Луиза на несколько недель уехала отдыхать. С помощью матери, а также денег, вырученных от продажи фотоаппарата «Кодак», Тони смог оплатить свой проезд до Женевы, где провел несколько дней с ней… и с мадам Петерманн.

В Швейцарию он повез полный чемодан стихов, написанных для нее. Все – страстные, но одни скорее нежные, а другие – более рискованные и даже в некотором роде эротические.

В конце концов один знакомый семейства Вильморен с весьма широкими связями помог ему устроиться на место с месячным окладом в восемьсот франков в административный отдел фабрики по производству черепицы.

И вот перед ним на столе раскрыта папка, битком набитая накладными. Тони устремляет в бумаги взгляд, но ряды цифр быстро его утомляют. Пятерки видятся ему чванными толстяками, а единицы – сухопарыми эгоистами. Не отдавая себе в этом отчета, он вместо сведения баланса набрасывает на полях рисунки: появляется дерево, потом – змея и, наконец, на верхнем широком поле – облако. Здесь дело стопорится. Рисовать облака – самое сложное. Это не всякому удается. Ему думается, что это штука серьезная, столь серьезная, что справиться с этим делом могут только дети. Дети рисуют облака, похожие на мягкие завитки на шкуре барашка.