В оковах его власти - стр. 10
—Здравствуй, Маша. А я Александр Белов, но, думаю, мое имя и так для тебя знакомо, чтобы его называть.
Даже простое приветствие с его уст звучало так, будто бы он диктует закон, а не просто сидит в ночном клубе, уже потягивая виски. Значит, кто-то его уже обслуживал. А зачем тогда тут я?
—Пришел поговорить и обсудить наш с тобой общий вопрос. Мои люди сказали, что ты отказалась брать что-либо от них, поэтому я пришел сам, — мужчина достал из кармана пиджака внушительный конверт и осторожно положил на стол. —Садись, не люблю, когда девушка в моем присутствии стоит. Дурной тон.
Я уселась на пуф напротив мужчины, чувствуя себя при этом не в своей тарелке. Нам запрещено уделять такое время клиентам, для этого есть специально обученные люди и делают они совсем другое, как уже можно понять.
Взгляд Белова был колкий, резкий, какой-то через чур серьезный, но при этом подернутый какой-то поволокой грусти. Он не хмурился, не щурился, просто смотрел, но складывалось ощущение, что был максимально раздражен.
Бесило неповиновение?
— Я не возьму деньги за…
—То, что сделала, — перебил меня мэр, но я и сама понимала, что проговаривать такое вслух нельзя. Даже у стен бывают уши.
Кивнув, я опустила взгляд и уставилась на свои пошарпанные кеды. Этот мужчина заставлял меня чувствовать себя не в своей тарелке.
—Так почему не возьмешь? Это не подкуп, а благодарность, я по тебе и так вижу, что ты никому ничего не расскажешь. Но вот прикупить себе что-то вполне могла бы, или просто потратить туда, куда считаешь необходимым. Не люблю быть должным и никогда не бываю.
И пусть это звучало как утверждение, но в нем я услышала настоятельную просьбу, не требующую дальнейший пояснений. А может даже и вежливый приказ. Уложив одну руку на подлокотник, мужчина склонил голову и криво улыбнулся, притянув вторую руку к лицу и поместив указательный палец на нижнюю губу.
—Я считаю, что есть вещи, за которые не благодарят. Это обычная человечность, она обязана быть в каждом человеке, иначе он не человек вовсе.
Мэр вдруг прищурился, хмыкнул неоднозначно, но почти сразу ответил:
—Интересное заключение, отнюдь не могу с тобой согласиться. А если человечность была, но умерла под прессом прожитого опыта?
Мужчина перевел взгляд в сторону и умолк. В помещении заметно повеяло чем-то едва мне понятным, речь словно пошла о чем-то, в чем я не имею достаточной компетентности, чтобы судить.
—Каждый сам решает, быть ему человеком или тварью, и никакие жизненные проблемы, подлые люди не могут повлиять на человека. Стать жестким и бездушным чудовищем всегда проще, чем оставаться человеком несмотря ни на что.
Я говорила обыденные для себя вещи, но мужчина, сидящий напротив меня, будто бы слушал лекцию, ему не хватало еще тетрадки да ручки, чтобы дополнить этот образ человека, пытливо узнающего незыблемые знания.
—Стало быть, ты человечная и даже если тебя будут ломать, ты таковой и останешься?
—Я останусь собой, — произнесла я, прямо посмотрев мэру в лицо.
Молчание вдруг заполнило пространство.
Мэр смотрел на меня не моргая, а я поняла, что мне сейчас очень сложно было находиться в его обществе, он давил на меня своим авторитетом и властью, ничего при этом не делая, но задавая слишком личные вопросы. Ему сложно не ответить, складывалось ощущение, что он всем своим видом не давал другого варианта, кроме как повиноваться ему.