В огне повенчанные - стр. 86
– И эту топь проходят?
– По-другому нельзя. Я эти места на животе облазил в Гражданскую, когда партизанил. Так что слушай и мотай на ус, лейтенант. А если встренутся наши разведчики, они сегодня к вечеру должны подойти, куда мы договорились, то скажите им, что стадо немцы угоняют в Германию, что больше дед Гаврила не пастух. А ежели мне не удастся с ними самому повидаться, то ответ мой они найдут в дупле осины, у двух рыжих муравейников. Запомнишь? В дупле осины, у двух рыжих муравейников. Они это место знают.
– Запомню, отец… Запомню слово в слово. Только какие они из себя, эти разведчики? Из какого рода войск? – Григорий взглянул на Иванникова: – Ты тоже запоминай. Мало ли что со мной может случиться…
– Род их войска я не спрашивал. Да и ни к чему мне это. Они уже три раза здесь были. Ребята – огонь! Одного, старшого, рыжеватого, с наколками на руках, зовут Степаном. Золотой зуб у него. Роста высокого. Остальные четверо роста небольшого, но все ребята подбористые, молодые. Вчера ночью они в нашей деревне такого «языка» взяли, что немцы и сейчас как сбесились, никак не могут понять: куда пропал полковник. Весь вечер со своими дружками пил водку и жрал жареных кур, а как пошел средь ночи до ветру, так и не вернулся. Пудов шесть тянет, не меньше. Своими глазами позавчера видал этого полковника. Вот только как они его протащили через култымовскую топь – ума не приложу.
От волнения Григория зазнобило.
Отвечая на вопросы Григория, дед Гаврила время от времени бросал из-за кустов настороженный взгляд на мирно пасущееся стадо.
– Как вас по батюшке величать? – спросил Казаринов и достал из нагрудного кармана красивый наборный мундштук.
– Добрые люди величали Тарасычем. – Пастух достал кисет. – Поди, без курева?
Казаринов протянул пастуху мундштук.
– Возьмите, Гаврила Тарасович. На память. Если прорвемся к своим – век вас не забудем.
– Спасибо, сынок. Мундштук оставь у себя. Мне, старику, из него курить негоже, больно нарядный. А вот табачку на дорожку я вам дам. Да посидите в кустах, подождите, я словлю пожирнее барашка, а то не хватит у вас силенок пробиться через култымовскую топь. В ее чреве в гражданскую полегла не одна рота красных бойцов. Засосала она и в это лето не одну буйную головушку.
– Барашка не нужно, отец. Немцы, поди, их сосчитали. Могут наказать вас… – начал было отговариваться Казаринов, но пастух оборвал его:
– Дают – бери, бьют – беги. Все равно не сегодня – так завтра все пойдут на немецкую колбасу.
Доводы пастуха были убедительны, и потому Казаринов не стал больше возражать. Последний раз он и его бойцы ели мясо больше месяца назад. Да и то это были старые консервы.
– Соли дам пару щепоток. У меня там в сумке есть немного. Таскаю с собой на всякий случай. Сын у меня перед самой войной у границы служил, в танкистах, старший лейтенант… Вот и гляжу – может, и он вот так же, как вы, где-нибудь сейчас, горемыка, через леса и топи к своим пробирается. – Пастух достал из кармана большой холщовый платок, громко высморкался, вздохнул и высыпал в ладонь Казаринова почти все содержимое кисета, оставив себе на две-три закрутки.
Пока старик ходил за солью, которая хранилась у него в кожаном мешке, Казаринов и Иванников успели свернуть здоровенные самокрутки и сделать по нескольку затяжек, от которых в голове поплыла приятная кружевная зыбь. Не курили уже несколько дней.