В одну реку дважды - стр. 9

– Твой Эрик, он кто? – спросила Вилька.

– В каком смысле, кто?

– Ну, кто он? Где работает? Чем занимается?

– А, он историк. А где работает, не знаю.

– Вот ты даешь! Чем вы там занимались?

Я хихикнула:

– Ночью – я спала, а утром…утром нам было не до разговоров.

– Понятно! – Вилька покачала головой. – Удовольствие-то хоть получила?

– Не знаю насчет удовольствия, а вот душевную травму на всю оставшуюся жизнь, это – да. Понимаешь, я встретила мужчину своей мечты, и что теперь с этим делать – не представляю.

– Да ты никак втюрилась? – ахнула Вилька, – Это плохо.

– Чего ж хорошего?

Мы помолчали.

– Ну ничего, – утешила Вилька, – может, и обойдется – отыщешь в нем пару недостатков – и как рукой снимет.

– Ага, «если вы на женщин слишком падки – в прелестях ищите недостатки».

– А что правильная песенка.

– Конечно, ты же у нас спец по песням. Кстати, а где «Божоле Нуво»?

– Где? В холодильнике. И ничего особенного – бражка какая-то. Я вот вчера «Шардоне» пила… вот это вещь, я скажу.

– У-у, – протянула я уважительно, – раскрутила мужика все-таки. Как его зовут, Поль, говоришь?

– А ты сомневалась в моих способностях?

– Что ты! Ни в коей мере. Ты-то уж наверняка все о нем узнала.

– Еще бы – надо же было чем-то мужика занимать целую ночь. А по лапше – я спец.

***

Я сидела на подоконнике и смотрела вниз, на улицу. Неужели это все со мной? Неужели только сегодня утром я целовалась с самым лучшим мужчиной в мире? Телефон загудел.

– Бон суар, ма птит экольер, – раздался его тихий голос, – я заеду за тобой в восемь вечера, жди меня у входа.

Я положила трубку с бессмысленной улыбкой на лице. Вилька только рукой махнула.

В восемь часов ноль-ноль минут я выскочила за ограду кампуса и ступила на тротуар. И почти тут же к обочине подкатила «Хонда». Ни слова не говоря, он протянул мне шлем и кивнул назад. Я села, уцепилась за него, как давеча, и мотоцикл рванул в ночь. Минут через пятнадцать мы остановились возле набережной, спустились по лесенке, и долго-долго целовались на виду у проплывающих мимо прогулочных корабликов. Эти странные двухъярусные набережные были словно предназначены для влюбленных.

– Вообще-то, для лодок, на которых привозили стройматериалы и прочие необходимые городу вещи, – улыбнулся Эрик.

Я кивнула и засунула руки ему под расстегнутую куртку. Днем ярко светило солнце, воздух прогревался настолько, что можно было ходить в одной джинсовой курточке, а вот к вечеру значительно холодало. Эрик повернулся так, чтобы загородить меня от резкого ветра, налетевшего вдруг с Сены. Мы еще немного поцеловались. Я бы осталась здесь жить, прямо на этой вот набережной, вон как эти вот бродяги, которые раскинули свой импровизированный лагерь под ближайшим мостом. Там виднелись небольшие туристские палатки. Даже бомжи в этом городе жили со своим клошарским парижским шиком. Мимо проплыл очередной кораблик, там играла музыка. Я проводила его взглядом.

– Пойдем, – предложил Эрик. – Ты замерзла. У тебя нос холодный.

Мы поднялись наверх. Слева высилась черная громада Консьержери, а справа сияли неоном бульвары и авеню. Я застыла, опять, в который раз, поймав себя на мысли о нереальности происходящего. Что-то было такое в этом городе, что медленно, но неотвратимо проникало в душу, отравляя ее сладким ядом. Ты знаешь, что это убьет тебя рано или поздно, но слишком велик соблазн и ты пьешь этот яд и с восторгом ждешь смерти.