В одну реку дважды - стр. 18
– Ты, что ли, Золушку играть будешь? – спросил парень в очечках. – Так у тебя типаж вроде не тот.
– Нет, милый мой, я буду играть роль имиджмейкера, то бишь феи, а Синдерелла вот – прошу любить и жаловать… – и с этим словами закивала мне поверх голов. Все дружно обернулись на меня и ошарашенно замолчали.
Вилька метала глазами молнии – я, как всегда, забыла накраситься, да и не успела бы все равно, борясь со стихией волос. Зато теперь они покорно были уложены бубликом на голове. Но тут вылезла наша староста Лариска, щекастая девица гренадерского роста:
– Чудненько! Как раз для тебя роль. А я мачеху, можно? – просительно схватила она Вильку за руку.
Вилька гордо улыбнулась:
– Для тебя и писано – мать командирша!
Лариска взвизгнула и повисла у нее на шее. Тут начался гвалт, и Вилька закричала:
– Тише вы! Ролей много – всем хватит. Не хватит – допишем.
– А костюмы? А декорации? – спросила я позже.
– Ерунда, – небрежно ответила Вилька, пристально вглядываясь в проходящих мимо парней, – Это не главное. Нет! – отчаянно вдруг воскликнула она. – Принца не вижу! – Режиссерские муки только еще начинались.
И понеслось:лекции вперемежку с репетициями, семинары – с примером костюмов. Вилька развила такую бурную деятельность – у нее оказались отличные организаторские способности, что вскоре половина нашего отделения была занята в спектакле, кто в артистах, кто в статистах, кто в подсобных рабочих, а другая с нетерпением ожидала оного. И все как один ходили с таинственным видом, потому как Вилька с Лариской строго-настрого запретили болтать, дабы идею не украли конкуренты.
На роль принца Вилька привела высокого смугловатого парня с копной смоляных вьющихся волос, напев ему дифирамбов о его гениальности и взяв клятву о страшнейшей конспирации. Санька учился на отделении восточных языков, носил очки и жутко комплексовал, несмотря на свою броскую экзотичную красоту, что, однако, не помешало ему проболтаться о постановке «Али-Бабы и сорока разбойников» своими сокурсниками-арабистами. Но видимо, роли ему там не досталось, поэтому он, обласканный нашим дружным коллективом, расцвел и прямо на глазах стал входить в роль прекрасного принца.
Близилась сессия и день премьеры тоже. Я стонала от ужаса, не успевая подготовиться ни к одному зачету.
– Не боись, – подбадривала меня Вилька, – а кому сейчас легко?
Однако спектакль потихоньку приобретал законченную форму. Декорации мы сделали, используя подручные средства и собственные хилые финансы. Но больше всех удивил Жора, безвозмездно предоставив в аренду супермодные джинсы и кожаные брюки с курткой из своего магазинного ассортимента. Но главный вклад внесла, конечно же, Вильгельмина, закадрив на улице байкера, и, обаяв его своей безраздельной любовью к мотоциклам, она договорилась о краткосрочном прокате двух шикарных байков. (Как мы уговаривали деканат о пропуске двух лакированно-хромированных чудищ в здание альма-матер, даже вспомнить страшно). Но как мы ни конспирировались, слухи все же просачивались, и в день премьеры в зал набилось столько народу, что не только яблоку, но и более мелкому фрукту упасть было некуда. Накануне восточники с блеском отыграли «Али-Бабу» с песнями, половецкими плясками и танцами живота, и я, честно говоря, мандражировала, не очень-то уверенная в собственном актерском мастерстве. Но Вилька шла к цели, как «Челюскин», разбивая в осколки все сомнения.