В Новь - стр. 15

Задумчиво постукивая пальцем по столу, Худяков свернул окно медиапроигрывателя и набрал в строке поиска: РУРСУС. Поисковик, немного поразмыслив, вывел информацию на экран:

«РУРСУС» (лат.) – вновь, снова (наречие), дословный перевод – «очередной раз», используется – «второй шанс».

Встрепенувшись, Худяков быстро просмотрел конец записи, и застучал по клавиатуре.

Компьютер, пожужжав выдал:

«PACTIODISSOLVERE» (лат.) – договор расторгнут,

«POENA» (лат.) – наказание.

Сыщик, откинувшись в кресле, достал сигарету, прикурил и, жадно затянувшись ароматным дымом, тихо произнес:

– POENA…

На следующее утро, появившись в центральном офисе «Парацельса», Худяков, поприветствовав секретаршу, сразу направился к двери.

Ограничивши обмен любезностями кивком, Худяков без приглашения сел за стол.

– С чего думаете начать? – поинтересовался Зырянов, исподлобья смотря на Худякова.

«Не спал. Пил. Скорее всего всю ночь», – отметил про себя Худяков.

Вид Зырянова подтверждал его догадку: выглядел тот, мягко говоря, не «комильфо». Всклокоченные волосы, кое-как приглаженные рукой, красные, из-за лопнувших капилляров, глаза, зеленоватый оттенок лица подчеркивала изрядная щетина. Завершал общую картину последствий поклонения Бахусу минувшей ночью, совершенно мятый костюм и щедрое, сладковато-тошнотворное, амбре перегара.

– Для начала прочешу Сеть на предмет неожиданно погибших милли -онеров, и пардоньте, – ардеров…, а там поглядим сколько ниточек потянется, – стараясь дышать ртом ответил Худяков (запах был тот ещё), – И куда…

– Время! Помните про время! – нервно вскрикнул Зырянов.

«Забегал, таракан», – подумал Худяков, а вслух добавил, – Я уже работаю!

– Отчет о работе – раз в неделю! – твёрдо заявил Зырянов.

– Отчет? – удивился Худяков.

– Не забывайте, что я полностью финансирую операцию, – прошипел Зырянов.

– Полноте, батенька, – Худякову доставляло искреннее удовольствие наблюдать как Зырянов багровеет от кипевшей в нем злобы, – С отчетами это вам не ко мне надо, это вам в полицию: они там большие любители бумагу марать, – и посерьёзнев добавил, – Я работаю на результат! Отчет будет один: я найду и приведу сюда этот ваш Рурсус!

– Идите, работайте, – закрыв глаза, не в силах спорить, злобно прошептал Зырянов.

– До свидания! «– Худяков поднялся и направился к двери, – Впрочем…, – смягчился он, – Если будет что-то важное – я сообщу», – сказал он не оборачиваясь. И вышел.

– Удачи, – скорее мысленно, чем вслух произнес Зырянов, проваливаясь в забытьё, – Мне…

Облицованный мрачноватыми, шершавыми гранитными плитами зал был обставлен по-спартански: кроме большого круглого стола и, стоящих вокруг него стульев, не было никакой мебели или других предметов интерьера. На стенах, равноудаленно друг от друга, располагались два десятка софитов, светивших приглушенным светом, отчего в помещении царил полумрак. Потолок зала терялся в темноте и не было никакой возможности разглядеть его.

Круглый стол из массива дуба, покрытый темным лаком, занимал центральную часть зала. Его гладкая, словно зеркальная, поверхность была инкрустирована надписями из серебристого металла. Надписей было двенадцать. Напротив каждой из них стоял резной, тяжелый монументальный стул с высокой спинкой. Центр стола украшала инкрустированная серебристым же металлом и заключенная в окружность надпись: «RURSUS. UNICUIQUE SECUNDUM OPERA EIUS»