В некотором царстве… Сказки Агасфера - стр. 23

– Вы кто таковы пожаловали? – проскрипел он незваным гостям. – Чего занадобилось?

На голос старика выполз из конуры пёс, под стать хозяину дряхлый, бесформенный, с облезлой белой шерстью. Но завидев гостей, заворчал, оскалил жёлтые зубы и ретировался. Несколько кур суетились тут же.

– Пусти нас, дединька, переночевать в маленькую сарай-ку, – с усмешкой проговорил незнакомец. – А мы тебе золотую монетку дадим.

– Сам ты… нелюдим, – обиженно сказал дед и пошамкал ртом. – Чего надоть, говори.

– От ведь… тетерев, – усмехнулся, обращаясь к Екиму незнакомец. И повернувшись к деду, не закричал, но проговорил так громко, что Еким поёжился и отступил на шаг.

– Ночевать пусти – заплатим.

– Так бы и говорил, – прошамкал дед.

Он и впрямь отвёл их в сарай, немногим больше собачьей конуры да к тому же так немилосердно покосившийся, что и заходить в него было страшно, не то что оставаться на ночлег. Еким хотел было объявить попутчику о своих опасениях, но не успел он и рта раскрыть, как тот уже ответил:

– Не бойсь! Не здесь тебе смерть свидание назначила. Да и не теперь ещё.

В сарае, куда Еким последовал за незнакомцем, хранился всякий хлам: короткая лавка, две низенькие кадушки, ковш на длинной ручке, а из ковша глядела мутовка. В углу валялись детские ходули, зыбка, мешки, на стене мостились два дырявых тулупа. И именно тулупы, разостланные незнакомцем на полу и занявшие собой всё свободное место сарая, послужили постелью путникам. Дух, источаемый тулупами, казалось, прогнал бы и самый сон, не хуже ночного кошмара, тем не менее стоило Екиму опуститься на тулуп, как веки его сами собой склеились, а голову заволокло туманом.

Пробудившись под вечер того же дня, Еким не сразу понял, где он. Когда же наконец вспомнил, как очутился в маленьком сарае на зловонном тулупе, его поразило новое неприятное открытие: спутника не было рядом. Еким подумал, что незнакомец всё же ограбил его и скрылся, потом, зевая, припомнил, что взять у него нечего. Потом подумал, что одному всё-таки лучше, как вдруг услышал голос своего попутчика – тот о чём-то спрашивал хозяина, а чтобы дед мог услышать и понять, чего от него хотят, приходилось говорить громко. Вот почему Еким услышал не только голос незнакомца, но и всё, о чём он просил старика.

– А что, дединька, – вопрошал незнакомец, – скатерть-то у тебя в доме есть, небось?

– Скатерть? – скрипел дед. – Как не быть!.. Ещё старуха…

– А куличек-то святил на скатерти?

– Как не святить!.. Дык нынче дочка приносила… а так оно… всей деревней на скатертях… Ещё старуха моя…

– А продай-ка мне, дединька, ту скатерть…

– Скатерть-то?.. А тебе на что моя скатерть?

– А уж это, дединька, моё дело. Твоё дело – мне скатерть продать. А моё – делать с ней, что заблагорассудится… Ну так как?

Старик молчал.

– А петушок есть? – снова раздался резкий голос незнакомца.

– Кого тебе ещё? – недовольно проскрипел дед.

– Петух, говорю, имеется?

– Петух?.. Как не быть петуху!..

– Ну так продай мне, дединька, скатерть пасхальную и петуха.

– Да ты поди хочешь моего петуха на моей же скатерти слопать…

– Так продашь, что ли?

Екиму казалось, что от этого голоса гудит воздух.

Дед снова замолчал. Немного погодя, Еким вышел из сарая. Незнакомец с неизменной своей ухмылкой стоял возле ступенек крыльца, поджидая, очевидно, хозяина. Наконец старик показался, держа в руках какую-то ветошь.