Размер шрифта
-
+

В неизведанные края - стр. 34

18-го проходим тарын Оньола против гранитного каньона притока. На лугу за тарыном две оставленные нами лошади сами выходят к каравану: они соскучились в одиночестве. Конь Якова толст и крепок, конь Чернова оправился плохо, но уже не хромает.

19 сентября утром 10 градусов мороза. Внизу еще нет снега, но горы в белой пелене.

Мы входим на высоте 800 метров в область, захваченную снегом. Выше уже сплошной покров снега толщиной 15 сантиметров.

Первая ночевка на снегу пугает: мы не привыкли разгребать снег для палатки. Неудобно и необычно – всюду липкий снег: на палатке, на сапогах. Это неприятно, но гораздо страшнее судьба лошадей: корм в долине Мюреле и так скуден, а теперь они должны добывать его из-под снега. В тополевых зарослях на реке, где расположился наш лагерь, трава растет отдельными пучками между деревьями, и мне жутко смотреть, как лошадь раскидывает копытами снег, потом жадно выщипывает этот желтый и жесткий пучок. Если на высоте 800 метров уже лежит снег, то почти до самой Эльги мы, наверно, из него не выйдем: ведь верховья Иньяли лежат еще выше.

20 сентября – дальше по Мюреле. Снежный покров все толще, ночью опять шел снег.

Свернув к перевалу, слышим лай. Чужая лайка бросается к Ойюрану, и за ней из лесу высыпает нестройный караван в десять оленей. Это эвен кочует с семьей. Все спешиваются. Эвен сообщает, что за хребтом на Иньяли снега нет, что он видел наших лошадей – все три пасутся там же, где мы их оставили. Амбар также цел.

Эвен и его жена – превосходная пара. Он высокий, стройный, красивый, ловкий и подвижный, воплощение всех достоинств эвенского народа, этих исконных жителей северной тайги. Его жена с миловидным личиком похожа на мальчика в своих ровдужных штанах. С ними четверо ребят: старший, лет пяти, сам ведет в поводу оленя; следующие два сидят верхом, но оленей ведет мать; последний, грудной, в маленькой люльке в виде кибитки привязан к спине оленя, как один боковик вьюка. Иногда маленьких детей эвены носят в кожаном мешке на спине матери. На дно мешка кладут мох или древесную труху.

Вся семья едет за нами до нашей ночевки; собака с рыжими лохмами мчится впереди, высунув язык, за ней идет мать с детьми и с вьючным оленем. Ее внимание всецело занято нами. Ветки хлещут ребятишек по лицу, но те тоже заняты интересным зрелищем и не обращают внимания на удары. Да они, вероятно, и привыкли ко всему: оба младшие без шапок, несмотря на мороз.

Эвенские дети до перехода эвенов на оседлость рано привыкали к холоду: с раннего детства они полуодетые играли целыми днями на снегу.

21 сентября – перевал. Все время идет снег, пурга, все кругом в белесом тумане. Лошади уныло бредут гуськом по глубокому снегу. Может ли быть, что в 10 километрах за хребтом нет снега? Только Ойюран не унывает, снует всюду, пушистый хвост его загнут кольцом.

Едва мы начинаем спускаться с перевала, картина резко меняется: покров снега все тоньше и тоньше. Он лежит только на склонах гор, а внизу видны темные, свободные от снега луга Иньяли. Вот последние пятна снега, и мы идем по траве, хотя и желтой.

На лугах вдали видны три точки, две белые и одна черная, – это наши лошади, оставленные здесь месяц назад. Они одичали, и теперь, чтобы поймать их, караван выстраивается кольцом, и лошадей загоняют внутрь. Крики, лай Ойюрана, ржание, лошади хлюпают в болоте, но наконец все три пойманы. У них прекрасный вид, спины зажили, бока округлились; белые кони обросли густой шерстью.

Страница 34