В недрах ангелы не живут - стр. 25
Прихватив один не полный мешок, нырнул в глубину. Постоянные спазмы мешали нормальному погружению. В дополнение ко всему на запах крови собрались сотни гистамин-прилипал. Превозмогая боль и слабость, все же мне удалось оторваться от преследователей, но навстречу, будто по сигналу, двигалась туча собратьев.
Гистамины – это прозрачно-розовые черви, голова имеет ротовое отверстие с тремя толстыми губами, челюстей нет, после рта сразу горло. Тело длинною чуть больше ладони, толщиной в три пальца плавно переходит в длинный хвостик-жгутик с мелкими зубчиками, и все это заканчивал хвостовой плавник. Они все время норовят прилипнуть к медузам, присасываясь мощными губами, прорывают кожу и проникают внутрь. В полости живота окукливаются, питаясь плотью носителя, стараясь переродиться и выйти из кокона сияющей огненно-рыжей саламандрой, но в случае с медузой у них что-то не получалось. Они прилипают ко всем, у кого кожа нежная и тонкая. Любимая жертва –раненая. Прилипая к открытой ране, вокруг рта отращивают коготки-крючки, которые надежно закреплялись на теле. Носитель, медленно умирая, носит паразита-куколку. Порой они пробуют проникнуть в анальное отверстие афалии, но, не имея скелета и мощной мускулатуры, их стремление равняется нулю. Случаи все же бывают, но это, скорее, исключение, чем закономерность. Это больше всего относится к богатым, островным афалиям, которые могут заниматься сексом, но они на глубины и не погружаются, если только ради экстрима.
С трудом отбиваясь от прилипал, отрывая их на ходу, дотянул до пещеры. В глазах мутнело, наступала стадия коматоза. Вот передо мной и земля появилась, цветущая, с благоухающей травой, и я вылезаю из речки, облепленный тиной, стряхиваю все на песок. Меня ласкает ветерок. Мотылек, вспорхнув с цветка, присел мне на колени, затем перелетел выше… Судорожная дрожь в теле, как от соприкосновения с Валеркой, заставляет лечь и раскинуть конечности. В ноздри ударяет запах чужого тела. Ноги немеют, стон экстаза вырывается из груди. Вдруг спазм живота возвращает меня из блаженства в состояние нестерпимой боли. Просыпаюсь в пещере, вода кипит преследователями, вокруг на камнях валяются раздавленные сородичи. Едва успеваю ухватиться за кончик хвоста гистамина, хорошо, что он еще не успел его отбросить, и вырываю его из себя, от боли теряя сознание.
. . .
Вернулся на ферму через цикл вполне здоровым. После краткого выдуманного объяснения мы принялись претворять план по доставке кислорода в действие. Приобрели кубовый мешок, переместились в грот, но как загнать в резиновый мешок воздух, никто не подумал. Я лазил внутрь, растягивал, но пока вылезал, воздух выходил следом. Фермер пытался надуть кубометр, потом бросил занятие: до мозгов дошло, что в мешок попадала половина его СО>2. Растянули, поскользнулись и сошлись лбами. В конце концов вставили распорки из ребер саламандры (хорошо, что не выкинул). Но на этом мучения не закончились, вытолкнуть шар вниз под карниз не хватало собственного веса. Пришлось снова посетить базар и выложить круглую сумму на жестяную десятиметровую трубу.
Привязав к концу трубы мешок, выставили ее за карниз в потоке струи кислорода, газ устремился вверх, растягивая мешок камелии. Вдруг от возросшей подъемной силы упоры, удерживающие трубу, треснули.