Размер шрифта
-
+

В мире нет места для меня. Искренняя история борьбы за себя - стр. 8

Хаос, стыд и гнев

Как нам понять расстройства пищевого поведения?

Мы с Ингеборг гуляем по берегу озера, обсуждаем книгу и предисловие. И еще говорим про ужас и террор. Анорексия – это ужас, и она напоминает террор.

Хотя кто-то с моим сравнением не согласится и вполне может истолковать его неверно, однако между анорексией и террористической организацией существует логическое родство. Это родство заключается в радикализации тела и разума, когда во главу угла ставятся крайности. С точки зрения психологии личности и политической психологии оба явления стремятся к крайней простоте вместо того, чтобы жить в мире сложностей. Принцип обоих явлений можно выразить фразой «все или ничего» вместо «все приемлемо». Оба явления продвигают насилие по отношению как к самому себе, так и к другим. И анорексия, и террор изначально представляют собой утопию, однако они находят воплощение в военной или медицинской реальности. Метод, поддерживаемый ими, противоречит целям.

Можно ли считать анорексию медленным самоубийством? Мне не хотелось бы обобщать, но чаще всего намерения у больного иные. Довольно часто больной анорексией мечтает о чем-то лучшем, но в земной жизни, однако, не понимая серьезности своего недуга, рискует довести себя до смерти. Как показывает мой опыт, когда отказ от пищи настолько серьезен, что может привести к смерти, виной этому нередко бывают травматические воспоминания.

В настоящее время большинство врачей приходят к выводу, что основными чертами патологии расстройств пищевого поведения становятся сложности с интерпретацией и проявлением чувств и контролем над ними, а также центральная роль тела в управлении чувствами. Больному расстройством пищевого поведения часто недостает внутренней уверенности, он чувствует себя лишним, неудачником, не способным управлять собственной жизнью. Когда человек сталкивается с невозможностью управлять своими чувствами изнутри, он пытается повлиять на них извне. Кажется, будто эти симптомы облегчают состояние, будто при помощи таких стратегий возможно восстановить верные представления о действительности, желание жить и способность управлять собой.

Серьезное расстройство пищевого поведения похоже на фокусника, который уводит внимание от внутренней драмы и привлекает его к телу.

Я стояла в душе. Голова намылена, а внутри – хаос.

Ноги дрожали, словно барабанные палочки.

«Сложности с интерпретацией и проявлением чувств, контроль над ними» – что это означает? Сложности с интерпретацией чувств могут означать неуверенность в том, что же мы чувствуем на самом деле. На мой вопрос «Как дела?» я могу услышать: «Хорошо». Однако когда я потом спрашиваю: «А на самом деле как дела?», мне отвечают: «Не очень». Если мне принципиально знать, то я задаю этот вопрос трижды. «Так как дела?» И очень часто я слышу: «Не знаю». Когда не знаешь, что ты на самом деле чувствуешь и не можешь отличить одно чувство от другого, начинаешь испытывать страх и тревогу. Ингеборг Сеннесет говорит именно об ощущениях хаоса и тревоги. Эти эмоции – основные при подобных формах заболеваний.

Когда чувства выходят из-под контроля, кажется, будто тебя переполняют эмоции. Незначительные сложности не просто слегка расстраивают – больной испытывает настоящее потрясение. И даже если больным пытаются помочь, легче от этого не становится. Складывается ощущение, будто у тебя вышел из строя тормозящий механизм, внутренний тормоз. Чувства делаются опасными, и человек пытается от них избавиться. Довести себя голоданием до обморока, вызывать рвоту до полного истощения или, наоборот, переедать – вот стратегии, к которым мы прибегаем, не выдерживая собственных чувств.

Страница 8