В Линкольнвуде гаснет свет - стр. 26
Она отключила телефон от зарядки на тумбочке. Он был выключен, так что она зажала кнопку включения, потом засунула телефон в карман джинсов и направилась вниз.
На кухне Джен осмотрела темные внутренности холодильника и морозилки (хорошо, что тут практически нечему портиться) и добавила еще пару пунктов в список покупок, который разросся уже на два стикера.
Она сложила их клеевой стороной внутрь и положила в карман. Затем взяла со стола сумку, пошла в прихожую, нагнулась, чтобы надеть свои теннисные туфли (черт, опять это похмелье), сняла с крючка флисовую куртку и накинула ее на плечи. Переложила телефон в карман куртки и вошла в гараж.
Кнопка на стене не работала, так что пришлось поднимать гаражную дверь вручную. В темное помещение ворвался солнечный свет. Джен залезла в свой «вольво», кинула сумку на пассажирское сиденье и нажала на кнопку зажигания.
Ничего не произошло.
Она нажала снова. Ничего.
Не день, а чертов праздник.
Джен достала телефон. Он был все еще выключен. Одной рукой Джен с силой зажала кнопку включения, а другой потянулась к сумке за кошельком. Нащупав его, она положила телефон на приборную панель и стала копаться в кошельке в поисках визитки Автомобильной ассоциации. Пусть приедут и разберутся с машиной.
Отыскав визитку, Джен снова взяла телефон. Он все еще был выключен. Раздраженно фыркнув, Джен в третий раз зажала кнопку включения и уставилась в экран.
Прошло несколько секунд.
Слишком много секунд.
Серьезно?
СЕРЬЕЗНО?
Машина?
И телефон?
Еще и света нет!
В голове Джен пробежала мысль, что все это могло быть связано.
Но Джен быстро отбросила ее, потому что она не имела смысла.
Хлоя
Хлоя с легкостью ответила на вопросы с вариантами ответа и писала уже третий абзац смелой, но аргументированной критики нынешнего Верховного суда за то, что он не отвечает стандартам судебного контроля, установленным в деле «Мэрбэри против Мэдисона», когда в классе мистера Унгера, в котором не было окон, погас свет и стало так темно, что Хлоя больше не могла разглядеть, что пишет.
Два десятка ребят одновременно изрекли свое негодование.
– Да что за…
– Ну, блин.
– Мистер Унгер! Это не смешно!
– Тсс!
– Что?
– Мистер Унгер?
– Тсс! У нас контрольная!
– Уже нет.
– Ты хоть что-нибудь видишь?
– Нет.
– Мистер Унгер!
– Кажется, он за кофе пошел.
– Кто-нибудь может включить свет?
– Электричества нет, умник!
– Фонарик на телефоне!
– Не работает.
– Мой тоже.
Хлоя сощурилась, как могла, но безнадежно: в темноте невозможно было разглядеть ни слова на бумаге.
Это нечестно. Все шло так хорошо! Первый раз за всю неделю у нее что-то стало получаться. А теперь это?
– У кого-нибудь работает телефон?
– Чиво-о-о-о?
– С ума сойти, ребята.
– Кто-нибудь, сходите за Унгером.
– Да я даже дверь не вижу!
– Она у стены.
– Ты мне так помог, Шон. Спасибо.
Хлоя отложила карандаш и откинулась на спинку стула. От ее движения парта покачнулась, и Хлоя услышала легкий стук укатывающегося карандаша. Она резко вытянула руку, чтобы остановить его, но не успела – карандаш упал. Наклонившись, Хлоя поводила рукой по полу, пока не отыскала его. Снова выпрямившись, она потрогала кончик карандаша пальцем и поняла, что стержень сломался.
Это стало последней каплей. Хлоя не расплакалась только потому, что через две парты от нее сидел Джош Хаузер.