В лабиринтах убийств - стр. 2
На дворе стояли шестидесятые. Оттепель! Из подвалов и коммуналок народ переселялся в «хрущевки». За ними весело поднимались блочные девятиэтажки, гордо заслоняя монументальные «царские» дома. Народ одевался ещё довольно скромно, но сквозь ватные пальто и кирзовые сапоги все увереннее вылядывали смелые мини-юбки, брюки-дудочки и легкомысленные косынки. Страна успешно осваивала космос и помогала развивающимся народам, сбросившим колониальное иго. Большинство людей отлично помнили войну, ветераны ещё совсем не старые. И все вдруг почувствовали, что они живы, что жизнь прекрасна и удивительна!
Развенчан культ личности! Открыто окно в иной мир! Все можно, все счастливы! Молодежь, не знавшая войны, стремилась к обновлению всего: свободы, творчества, национальных особенностей. Сборники поэзий расхватывались мгновенно, выступления молодых поэтов собирали полные аудитории, их стихи заучивались наизусть. Выставки народного и современного искусства привлекали массу посетителей, как и концерты фольклорной музыки – все национальное принималось с энтузиазмом.
Поэтому, когда друзья сообщили юной студентке, что в городском дворце культуры открылся самодеятельный молодежный театр, девушка стала бегать на все репетиции. Сдружилась со своей ровесницей – выпускницей библиотечного института. Девушки вместе мечтали о женихах, интересной жизни, отчаянно хотели что-то для этого делать, но не знали, что. Как-то раз дверь в полутемный зрительный зал распахнулась и в круге света оказалась группа молодых людей. Длинноволосые, в плащах-болоньях, как на картинке из журнала мод. Оказалось – художники и джазовые музыканты. Заводилой у них была высокая, уверенная в себе девушка-певица. Волосы уложены в «бабетту», длинный свитер грубой вязки, брюки. Яркая, смелая. Такая, какой представляла себя студентка в робких мечтах.
Певица скоро взяла работу клуба в свои крепкие руки. Молодая студентка впитывала происходящее как губка! Еще бы! Ведь ее – самую обычную девочку, впустили в круг «золотой» молодежи! Посиделки в молодежном театре казались ей центром всемирного обновления. Появилась приятная проблема моды. Чтобы стать похожей на своих новых друзей, требовалось и одеваться броско: носить брюки, повязывать волосы ленточкой в горошек. Пришлось научиться курить. А еще в клубе репетировал самый настоящий джазовый ансамбль, проходили выставки, литературные вечера, проводились этнографические экспедиции. Наша студентка заново открывала для себя страну – ее историю, культуру, обновленное понимание той, первой, войны, о которой она вдруг узнала от Ремарка и Хемингуэя. И все это под гитару и транзистор. А в транзисторе – «вражеские» голоса.
Мама вздыхала, бабушка гневно кричала о тлетворном влиянии Запада и пила успокоительное, папа-журналист только покрякивал и смущенно говорил что-то о распахнутом «железном занавесе».
Театр скоро закрыли, но общее воодушевление не спадало. Певица предложила встречаться у нее дома – на улице Пушкинской. Тогда вообще было принято собирать друзей для задушевных разговоров на кухнях коммунальных квартир или малогабаритных «хрущевок».
Вскоре квартира превратилось в модный клуб, куда, как бабочки на свет, слетались художники и писатели Много читали и спорили, чаще всего под портвейн. Слушали пластинки, танцевали и пели народные, неведомые городской девчонке, песни. В огромной комнате стоял рояль, как в концертном зале. Когда все уставали от споров, за инструмент садилась хозяйка квартиры, и огромную комнату наполняли звуки совсем другой музыки, не той, что звучала на концертах и в оперных залах. Эта была одновременно тревожной и возвышенной, резкой и манящей.