В гостях у турок. Под южными небесами - стр. 85
Наконец в купе вагона вскочил сосед их англичанин с флаконом спирта в руке и тыкал его Глафире Семеновне в нос, тоже бормоча что-то и по-французски, и по-английски, и по-немецки.
Нашатырный спирт и одеколон, принесенные англичанином, сделали свое дело, хотя Глафира Семеновна пришла в себя и успокоилась не вдруг. Придя в себя, она тотчас же набросилась на мужа, что он не разбудил ее перед таможней и не предупредил, что будет осмотр вещей, и награждала его эпитетами вроде «дурака», «олуха», «пьяницы».
– Душечка, перед посторонними-то! – кивнул Николай Иванович жене на англичанина.
– Эка важность! Все равно он по-русски ничего не понимает, – отвечала та.
– Но все же по тону может догадаться, что ругаешься.
– Ах, мне не до тону! Я чуть не умерла со страха. А все вследствие тебя, бесстыдника! Знать, что я так настроена, жду ужасов, и не предупредить! А тут вдруг врывается целая толпа зверских физиономий в фесках, с фонарями.
– И вовсе не толпа, а всего трое, и вовсе не ворвались, а вошли самым учтивым, тихим образом, – возражал Николай Иванович. – Уж такого-то деликатного таможенного чиновника, как этот турок, поискать да поискать. Он сам испугался, когда увидал, что перепугал тебя.
– Молчи, пожалуйста. Болван был, болваном и останешься.
– А что же, неделикатный, что ли? Даже осматривать ничего не стал, а сунул мне в руку ярлычки, чтобы я сам налепил на наши вещи. На` вот, налепи на свой баул и на корзинку.
– Можешь налепить себе на лоб, – оттолкнула Глафира Семеновна руку мужа с ярлыками. – Пусть все видят, что ты вещь, истукан, а не муж пассажирки.
А англичанин продолжал сидеть в их купе и держал в руках два флакона. Глафира Семеновна спохватилась и принялась благодарить его.
– А вас, сэр, мерси, гран мерси пур вотр эмаблите…[91] – сказала она.
– О, мадам!..
Англичанин осклабился и, поклонившись, прижал руки с флаконами к сердцу.
Это был пожилой человек, очень тощий, очень длинный, с длинным лицом, почему-то смахивающим на лошадиное, с рыже-желтыми волосами на голове и с бакенбардами, как подобает традиционному англичанину, которых обыкновенно во французских и немецких веселых пьесах любят так изображать актеры.
Николай Иванович, насколько мог, стал объяснять, почему такой испуг приключился с женой.
– Ле бриган!.. Сюр сет шемян де фер ле бриган – и вот мадам и того… думала, что это не амплуае де дуан, а бриган[92], разбойники.
– O, yes, yes… C’est ça… – кивал англичанин.
– Глаша… Объясни ему получше… – обратился Николай Иванович к жене.
– Иси иль я боку де бриган… – В свою очередь заговорила Глафира Семеновна. – Он ну за ди, ке иси грабят[93]. Как «грабят»-то по-французски? – обратилась она к мужу, сбившись.
– А уж ты не знаешь, так почем же мне-то знать! – отвечал тот. – Ну да он поймет. Он уж и теперь понял. By саве[94], монсье, станция Черкеской?
– А! Tscherkesköi! Je sais…[95] – кивнул англичанин и заговорил по-английски.
– Видишь, понял, – сказал про него Николай Иванович.
– А мы без оружия. Ну сом сан арм…[96] – продолжала Глафира Семеновна.
– То есть арм-то у нас есть, но какой это арм! Револьвер в сундуке в багаже. Потом есть кинжал и финский ножик. Вуаля. Мы не знали, что тут разбойники. Ну не савон па, что тут бриган. Мы узнали только на железной дороге. А знали бы раньше, так купили бы… Хороший револьвер купили бы…