В горах Тигровых - стр. 19
– Приелся. Чебачок, пивко, водочка – откуда и сила возьмется.
Хлопнул калиткой Ефим Жданов, закатил глаза под лоб, гнусаво запел:
– Ненавидящих и обидящих прости, боже милостливый… – Подоил козью бородку. Поправил на плечах холщовую рубаху, поддернул штаны, которые плохо держались на тощей заднице.
– Эй, Ефиме, штаны не потеряй! – хохотал Иван Воров.
Ефим беден, как и большинство осиновцев: коровенка, кляча-кобылица, все они худущи, как и сам хозяин.
– Твою бабушку, твою мать, чтоб вас всех громом расколотило! Изгои! Тати! Отберут у Ефима последнюю коровенку, еще для острастки высекут розгами! – заорал Воров, будто его шершень ужалил. Крик свой оборвал отборной матерщиной.
Ефим поперхнулся. Ведь только вчера он читал Ивану Святое Писание, там ясно сказано, что ждет грешника на том свете. Ефим дал обет, что костьми ляжет, но спасет душу заблудшего Ивана, вернет его в лоно божье.
– Окстись, Иване, ить смрадно в аду-то. Говорю тебе, а ты все свое тянешь, держи тело в посте, а беса от ся гони молитвой.
– Держу. Додержался, что вчерась выгнала Параська, слаб стал, мало духом, так и телом. Без блудных баб я никто. А с такой едомы к бабам не ходи, тем паче к Любке, враз в гроб загонит такая кобылища.
– Дурак ты, Иване, заглавная жисть на том свете. Там рай…
– Пошел ты в ж… со своим раем, дай здеся пожить в сладость.
– Срамник, нечестивец, спелись с Феодосием, предадим анафеме, в кострище бросим.
– А я на вашу анафему чихать хотел! Эх, Ефим, Ефим, ну какая жисть без баб? А? Ты ить своих сопляков не пальцем же исделал?
– Но ить то с законной подружней, а ты с блудницами.
– А что же делать вдовам и невенчанным? Ась? Не слышу, громче скажи?
– Дэк ить…
– Вот те и дэк ить. Мужик на то и рожден, чтобыть всех жалеть. Знамо, свою больше, чужих чуток меньше.
– Бога побойся, сына посрамись!
– Хэ, сына, он тоже уже бывал у Любки, пришел домой, ажио под глазами сине.
– Тятя, ну…
– Ладно, нишкни, дело земное. Женишься – и не будешь знать, с какого конца бабу распочать. Вот на то и создал бог вдовушек-то.
– Подумай, Иване, о старости, ить она не за горами, а за плечами.
– О старости думай, а о бабах не забывай. Бог тоже был хорош. Когда явился на землю в образе Христа, блудил ладно. Магдалину на руках носил. Богородица тоже хороша, сама в девках зачала, да еще непорочная. А мы ее во святые. От Святого Духа… Ну потеха!
– Зрю, гореть тебе в геенне огненной! Будешь лизать блудливым языком сковороды. Изыди, сатано!
– Ладно, Иване, не кощунствуй! Сегодня во мне столько зла, что чую – натворю беды, могу дать тебе по сопатке! – сорвался ни с чего Феодосий – Я от бога не отрекся, просто мы с ним поссорились. Одно знаю, что не сидеть мне в раю с царями, не сдюжат они мужицкого пота. Однако не лайся!
– Не лаюсь, а просто говорю. Ефим сделал из сына попа, из Андрея – второго, оба боятся баб как огня. Боятся, а сами нет-нет да под подол заглянут…
Митяй прервал ссору. Мужики увидели Митяя, закричали:
– Митяй, скорей сюда!
– Вот идет, не идет, а пишет.
Косари подождали Митяя. Митяй шел, будто подкрадывался. Ростом в сажень, но тонкущий, поэтому гнулся, горбился, ноги тоже подгибались в коленях, словно им тяжело было нести Митяя.
Но Митяем Плетеневым гордилась вся Осиновка. Не в каждой деревне был такой Митяй. Сельчане помнили все, что случилось за эти годы с Митяем. «А помнишь, на Ивана Купалу Митяя бодал зубинский бугай?» – «Помню, тогда еще дочка Фомы Мякинина утонула». – «На Мануила его девки крапивой пострекали, потому как подглядывал за их купанием».