В девяти милях от жилища дьявола - стр. 9
Мелькнули дева-референт, холодный коридор, провонявший хлором. Какая-то лестница, какая-то дверь. Сердце колотило в ребра, лицо пульсировало, горело. Правая рука до скрипа перчатки сжимала несчастное растение, и, едва Вера это осознала, чужие пальцы разжались и фаллосоподобный цветок вырванной рукой шлепнулся на пол.
Веру передернуло от этого сходства в звуках. Она снова куда-то пошла – прочь, прочь, – пока не оказалась в корпусе прозекторского отделения. Табличка на одном из кабинетов рекламировала некую "Сундукову Лидию Михайловну, д.м.н".
Внутри обнаружился божий одуван лет семидесяти, и Вера решилась на последнюю попытку:
– Я не из полиции, вообще ниоткуда. Он вчера приходил ко мне, а потом, уфф, умер, а я… я так не могу, как те мешки. Я заплачу, просто успокойте меня и скажите, что все сделаете с ним по-человечески. Я звонила в штаб-эвакуации, но там какой-то идиот. Я просила на посту, но… Вы сделаете? Я заплачу – тысячу, две, три. Только по-человечески, не как… мешки…
Вера достала кошелек и посчитала деньги.
– С собой пять тысяч шестьсот пятьдесят восемь и 70 копеек, но остальное я привезу. Или перечислю. Или…
Лицо Лидии Михайловны, прежде удивленное, слегка подобрело.
– Золотце, это тебе руку Герман Минович пришивал?
Вера неопределенно повела плечами.
– Ясненько. Выходит, ты миротворец?
Стало неуютно. В голове мелькнула картинка: почернелая воронка, на дне которой – отдельно от Веры – валяется рука. Свинцовыми пчелами жужжат пулеметные пули; стоит запах горелой земли и горелого мяса, в ушах звенит, и кто-то рядом повторяет с акцентом вопрос – миротворец Вера или нет.
– Это… это журналисты придумали.
– Ясненько. Ясненько. Ну что… тысяч за семь я все устрою.
Веру сумма ошеломила.
– Нет. Тогда не надо, – она вспомнила лежачий танец незнакомца. – Или… Ну… Господи, я не знаю. Десять. И вы сделаете при мне вскрытие и упокоите меня, что это естественная смерть.
Лидия Михайловна пристально смотрела на Веру, будто не до конца верила в реальность происходящего.
– Что ж, тащи.
– Сама?
– Золотце, ты видишь здесь кого-то еще?
Вера не без труда привезла тело и стала ждать. Разум одолевали сомнения: зачем возиться с чужим трупом, спорить, тратить такие суммы? На кой черт? Глупо. Глупо! Вера уже подумывала, не остановить ли старушку, когда Лидия Михайловна заметила:
– Что-то знакомое лицо у твоего друга.
– Он не друг. Вы его знаете?
– Золотце, когда каждый день кого-то потрошишь, – Лидия Михайловна с хрустом раскрыла грудную клетку мужчины, – кажется, что все встречные тут побывали. Выключи тягу в соседнем кабинете, душновато.
– Господи, у меня так же с текстами. В каждом вижу зашифрованное послание. Вот если раскодировать вашу фамилию с ключом "смерть" по таблице Виженера, то получится "ажиуво". Почти что "А ЖИВО", да-да.
– Золотце, тяга.
Вера выключила ее и бродила по холодной белой больнице: то порывалась зайти к Герману, то курила – а пачка таяла будто снег, – то читала в машине "Рубаи", но не понимала их смысл. Тонкий-тонкий намек, который шел с первых же строк, но никак не постигался.
Ожидание в очереди к зубному, когда у тебя ничего не болит. Умер чужой человек, ну, какая разница? Никакой, а гнетет, свербит, почти требует.
Около трех Лидия Михайловна позвала Веру.
– Вещи возвращаю тебе. Материалы для лаборатории передадут через эвакуационный санпост в третью горбольницу Синего мыса. Здесь уже ничего не работает. Напиши телефон для них. Фото и копию отчета отправлю в полицию, но искренне сомневаюсь, что они сейчас будут этим заниматься.