В центре циклона - стр. 25
Данила не мог не заметить, что когда Володин говорил о Елене, его лицо как-то вспыхивало, словно внутри загоралась особенная лампочка, и голос теплел, и даже морщины на лице разглаживались, а когда речь зашла о вчерашнем дне и похоронах, глаза Володина потухли, и лицо будто окаменело. И потом, когда Володин признался, что не может поверить в то, что Лены больше нет, его лицо так потемнело, словно свет разом вырубили. Как в театре. Только настоящий мужик Володин не был театральным актером, и любая светотень в его глазах рождалась искренним и выстраданным движением души.
Посидели в тишине (может, Елена видела их и тихо радовалась, что вот так хорошо сидят вместе два ее любимых человека), а потом Володин неловко сказал:
– Вот ведь какая штука, а я бы мог быть твоим отцом, если бы тогда все устроилось…
Данила кивнул, не зная, что сказать. Ну не скажешь ведь, что лично он не возражал бы против такого отца, потому что Володин вызывал у него симпатию, да и вообще неплохо, если бы рядом с матерью был такой настоящий мужик. Но что теперь гадать, сложилось, как сложилось.
– Да, я понимаю, сложилось, как сложилось, – мотнул седой головой Володин, повторяя мысль Данилы, – не перепишешь, не исправишь. Может, стоило проявить настойчивость – не знаю. Понимаешь, мне всегда казалось, что у Лены что-то такое случилось в прошлом, отчего она, ну что ли, закрылась для счастья. Ладно я (то же мне – счастье! не про меня речь), но такая женщина, как Лена, могла сто раз свою жизнь устроить, а она для себя «личное» закрыла; работа, ребенок – все. Я не понимал – почему так. А она не объясняла, вообще отказывалась об этом говорить. – Помолчав, Володин спросил: – А ты не знаешь?
Данила вздохнул, так что и без слов все стало понятно; нет, он не знает, и, похоже, правды никто ему теперь уже не расскажет.
– А я думал, может, ты знаешь… Ну а что у нее было редкое сердечное заболевание, с которым нельзя работать на износ, тоже не знаешь? Не говорила она тебе? Что же, понятно – берегла тебя. Себя вот не сберегла – умерла в пятьдесят пять лет, это что – возраст? – Володин махом осушил рюмку и поднялся: – Ладно, пойду, мне пора, спасибо за разговор.
Прощаясь, Данила пожал Володину руку и, не сдержавшись, вдруг спросил: – Вы принесли этот «миллион роз» на ее могилу?
Володин ответил Даниле удивленным взглядом: – Не понял?
Данила смутился: – Да нет, ничего, извините.
В самом деле – какая глупость, как он мог подумать, что эту театральщину с розами развел Володин?! Быть не может! Но тогда выходит, что в этой истории есть кто-то еще.
Данила выглянул в окно и увидел, как по двору идет Володин. Снег, переходящий уже кажется в густую метель, метет Володину в лицо, оседает на седых волосах. Отметив, что на Володине нет шапки, Данила с тоской подумал, что тот простудится. Володин пересек двор и скрылся в метели.
Данила вошел в комнату, которая когда-то была его детской. Здесь все так и осталось, как во времена его детства. На стене висели его детские фотографии, а над столом – рисунок, на котором восьмилетний Данила нарисовал космический корабль, бороздящий просторы вселенной; из корабля, как из вертолета выглядывал космонавт, рядом с ним от руки было приписано «Даня», то есть в роли космонавта Данила воображал не кого-нибудь, а себя. Да, в детстве он действительно мечтал стать командиром звездолета и перемещаться на звездолете во времени и пространстве, рассекать вселенную, постигать тайны космоса.